Михаил Чванов

Последний романтик России?

Последний романтик России? Для меня понятие русский – не понятие крови, как для некоторых нынешних суперпатриотов-язычников. Иногда национальное самосознание страшнее национального беспамятства. Ныне в пору поголовного «национального самосознания», «выяснилось», что все народы, населяющие Россию, произошли напрямую от шумеров, а то и шумеры от них, а одурманенных малороссы придумали себе предков-укров, которые древнее самых шумеристых шумеров. Только русские произошли от смешения вышедших из дремучих лесов племен да еще, говорят, всякая мордва, чудь да татары влили в них свою кровь, скажу, не самую худшую. Для меня русский всякий, кто любит Россию. Для меня не русский ни Ельцин, ни Горбачев, да в нынешнем российском правительстве, для меня, по большому счету, только один русский – тувинец Сергей Шойгу.

Мы сейчас наконец, освобождаясь от чужебесия Запада, заговорили о евразийстве России. Для меня этой проблемы никогда не существовало. Я родился на стыке Европы и Азии, на Урале, в селе соединившем три деревни: башкирскую Каратавлы, татарскую Малояз и русскую Михайловку, и вот это триединство сформировало мое мировоззрение, по моему глубокому убеждении, глубоко русское. И все мои друзья детства, оставаясь башкирами, татарами, для меня русские, потому что, как и я, любят Россию. Был среди моих друзей башкир Данис Дусов, у которого в детстве было почему-то прозвище австрияк, отличавшийся большой степенностью и пунктуальностью и, может потому выбившийся в большие начальники. Перед открытием в Мемориальной доме-музее С.Т.Аксакова в Уфе выставки, посвященной Отечественной войне 1812 года, он обиженно позвонил мне: «Почему не приглашаете меня. Мой прадед воевал в башкирском полку в составе конница атамана Платова, дошел до Парижа». «Слушай, а почему тебя в детстве звали австрияком?» – вспомнил я. «А мой дед на обратном пути в каком-то австрийском городе посадил позади себя на коня австриячку, которая стала моей прабабушкой». Так, может, зря я против Запада.

Каждый лето мы выкраиваем неделю и сплавляемся по реке детства, прекрасной Юрюзани, И вот однажды перед очередным сплавом «австрияк» Данис Акрамович Дусов привел ко мне высокого красивого молодого человека: «Это наш земляк Динар Сагдетдинов, хочет с Вами сплавляться, сам постеснялся прийти». Разница в возрасте в 20 лет, сначала я после десятилетки уехал из села, потом он, в результате я даже не подозревал о существовании такого земляка.

Сын златоустовского рабочего, ковавшего оружие для Родины, при выходе на пенсию вернувшегося на родину, Динар, а для меня он просто Динар, и не только потому, что на 20 лет моложе меня, после десятилетки поступил в знаменитую Бауманку, преподавал в ней, участвовал в разработке артиллерийских ракетных систем. Когда ельцинской клике все это стало ненужным, успешный московский предприниматель, одно время работавший в правительстве Москвы. Вполне мог обосноваться в подмосковной Рублевке, да и в Лондоне мог логово заиметь, или на лазурном побережье Франции. Но неожиданно для всех он возвращается на родину и вступает в борьбу за спасение в соседнем уральском городке Катав-Ивановске запланированного на заклание оборонного завода. В советское время в стране было два завода по производству навигационного оборудования для военно-морского флота: в Ленинграде и спрятанный в Уральских горах, как оказалось больше не от иностранных разведок, а от захвативших власть внуков и племянников пламенных революционеров, посадивших на трон в новую российскую смуту нового Гришку Отрепьева. Уже в 90-гоы в Санкт-Петербурге в бывших цехах завода по производству навигационного оборудования пели и плясали, торговали тряпками, и Динару позвонил его однокурсник по Бауманке, директор завода, кстати, немец: «Неужели дадим уничтожить последний завод? Он тайком выставлен на торги». И они, обзвонив однокурсников, решают вскладчину выкупить завод. Но их не допускаю к тендеру, сославшись, что стратегический завод не подлежит ни приватизации, ни банкротству, а за спиной готовят к продаже. Пришлось обращаться к помощи ФСБ. И когда они выигрывают тендер, им снова объявляют, что завод не подлежит приватизации, И когда они отзывают деньги, его снова пытаются продать таинственным фирмам. Борьба была долгой. Наконец завод удалось выкупить. Но теперь он лишается оборонного заказа и финансирования. Потому, во-первых, как частный, а во-вторых, Герман Греф сказал «Зачем нам это старье? Все купим в Южной Корее».

Потом приезжали братки: «Динар, ты такой молодой, красивый и уже такой седой. Твой завод не стоит больше 10 миллионов долларов (в то время, полуразоренный, он, может, столько и стоил), Плюс к этому можешь разобрать завод на металлом и продать, и мы тебе поможем найти уютное место в любой части планеты. А не согласишься, будут большие неприятности». Неприятности начались чуть ли не на следующий же день: в том числе накат по наводке налоговой полиции, уже уничтожившей соседний Юрюзанской оборонный завод, прокуратура… Завод один из городообразуюших, город, как рыба, вытащенная из воды, ждет, как поступления налогов, а какие налоги, когда первые полгода Динар выдавал зарплату буханками хлеба из заводской столовой.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top