Зимой, бывая в Москве, в Петербурге, я не раз заходил в специальные антикварные лавки, приглядывался к старинным иконам . Там они бывают еще. Начал посматривать и в Уфе, нашел ребят, которые где-то находили иконы. Однажды принесли мне икону старинного письма Казанской Божьей Матери. Глаза — умиротворение, совесть. Не отхожу. Чувствую, не будет больше такой. Они мне цену называют. Я опешил. Говорят: «Не простая икона-то. Академик ее известный писал, в прошлом веке. Купцы богатые заказывали. В кафедральном соборе она была. Когда разоряли его, женщина одна тайком сумела унести и спрятала у себя, молилась потихоньку. Помирать стала, дочери завещала, та хранила, пока жила в своем доме, а переехала в квартиру — некуда девать. Большая ведь икона». И впрямь, икона большая, храмовая. Понастрадалась, матушка… Вижу, подпорчена сильно. «Да, — говорят, — восстановить можно»… Подарили мы икону Казанской Божьей Матери храму в праздник. Ребята от Камы ее несли, от воды, светлую, как чистоту непорочную. Несли, вчетвером, молодые парни в русских одеждах, а она вдруг как блеснет окладом позолоченным — солнце, видно, было, а мы его и не заметили. Казаки — во фрунт. Верующие — в поклоне… Стоит она сейчас в храме, подхожу я к ней всегда. Долго стою, смотрю… мать вспоминаю.
Божественную литургию проводил Владыка, с ним был епархиальный хор. Дьяк там с могучим басом. В церковь не попасть. Владыка службу ведет эмоционально, напористо, насыщенно. Все волей-неволей заряжаются его энергией. Потом были концерты.
В доме моем, по традиции, в эти дни было несколько десятков гостей, непрерывно топилась баня…
Когда в высоких кабинетах составлялись, а потом с размахом реализовывались дьявольские планы по уничтожению старинного самобытного села Березовка, в Петербурге, в архитектурном институте учился высокий тощий студент с длинными волосами, перевязанными на лбу черной ленточкой. Если было невмоготу и очень хотелось есть, он чертил проекты новой, возрожденной Березовки с гранитной набережной, с ажурными висячими мостами, с художественными мастерскими. Это он бесплатно составит проект восстановления храма, а закончив институт, приедет в Николо-Березовку и будет работать по своему проекту вместе с такими же чудаками, зачастую питаясь, как и в студенческие годы, похлебкой, только на этот раз церковной; будет спотыкаться, падать, уходить и возвращаться снова. И если у кого-нибудь возникнет мысль, откуда здесь такие красивые кресты, изящные главки, высоченные шпили и ажурные барабаны, то знайте — это от Володи Логунова, бесшабашного русского парня, живущего не «как правильно», а «как придется», но обязательно — по мечте.
Не все просто было и в самом храме. Мы, в свое время на десятилетия отлученные от церкви, отчасти из любопытства, отчасти по душевному порыву, ринулись туда. Оказалось, вера — не такая простая штука. Теперь многие поняли, что она не столько дает, сколько заставляет отдавать, к чему мы так не привыкли. Надо — не сквернословить, не курить, не переедать, не «гулять», не… и еще много чего надо. Здание церкви надо ремонтировать, отапливать, охранять, украшать, а все это — деньги. Причем не государственные, а из кармана. А где их взять? Пусть даже найдутся большие деньги, и мы сможем отремонтировать все. А что потом-то? Запереть церковь на замок, чтобы раз в неделю открывать для службы?
Сотни людей приходили уже к Никольскому храму полюбоваться его архитектурой, вдохнуть забытый запах волнующей старины. Мы уже начали предметно заниматься историей старинного села, храма и каждодневно открывали удивительные события, даты, имена.
***
Шли годы, идут годы… Приходит время, когда начинаешь задавать себе вопросы: «Зачем ты на земле живешь? Откуда род твой пошел? Где в нем твое место?» Читаешь книги. Познаешь, как можешь, историю. И вот, в череде этих размышлений и познаний, все больше и больше удивлялся. Почему же я ничего или почти ничего не знаю про то место, где родился? А ведь родился-то не где-нибудь в бараке новостроечном, наспех построенном, чтобы потом также уйти, не оставив следа, а в Березовке — стариннейшем селе. Про Рим знаю, про Грецию — тоже. Даже про Китай кое-что знаю. А про Березовку — ничего! Как будто отрезало, как будто и не жили там люди, не творили, не страдали, не любили. В школе преподаватели молчали, дома не знали, лекции об этом какой-либо тоже не припоминаю. А так захотелось узнать, когда вернулся, про Березовку! Обращался к властям районным, думал, архив какой-то существует. Оказалось, нет ничего. То, старинное, дореволюционное, развеялось пеплом по ветру. И даже архив советских времен, как говорили, сгорел в Калтасах, в период укрупнения районов.
В Уфе пошел в Республиканский архив. Там своя программа, свои задачи — не до меня. Обратился за помощью к заместителю директора, профессиональному архивариусу. С тех пор Ольга Владимировна Васильева — неизменный участник всех наших начинаний. Собирала сведения по крупицам, обрабатывала, обобщала, анализировала их и подарила Николо-Березовке бесценные страницы ее истории. Там же, в архиве, встретил как-то историка М. И. Роднова. Поговорили раз-другой И он, кандидат исторических наук, годами просидевший в пыли архивов, казалось, уж все перечитавший, вдруг загорелся, увлекся. В свободное, да и не только в свободное время уже, работал-работал, «перелопатил» тонны архивов, делал запросы в Москву, в Петербург, ездил в Казань. В результате всем нам, березовским, открыл глаза. Века открылись… Вот такие друзья — бескорыстные, добропорядочные, неутомимые — появляются у Никольского храма, у Николо-Березовки. Спасибо, Михаил Игоревич! Спасибо, Ольга Владимировна! Ваши труды — в истоках Старо-Никольского музея и в сердцах березовских старожилов.
