Михаил Чванов

История, случившаяся с «Гнедыми стихами»

Мы спустились к деревне. Два ряда заросших полынью и татарником фундаментов. Ветлы с орущими грачами (есть они и в Башкирии!). Камышовая речка Сухайла. Мосток через нее. И я снова вспоминаю стихи: Ветер тише — темный, дальний, древний. Я иду обратно. Мне приветно Машут ветлы над глухой деревней, Очень низкой и едва заметной, Словно вся она объята дремой Под истлевшей, выцветшей соломой. Я смотрю и чувствую — унижен Этим видом азиатских хижин, Где судьбы безрадостной немилость Чересчур уж долго загостилась, Пусть уходит — к смерти наготове! Шире дверь для буйной крепкой нови, Чтоб переиначить навсегда Это царство нищего труда! Жизнь переиначена. Ценой больших потерь и испытаний. И все перенесла, перетерпела, выстояла «низкая деревня» Веровка. Название-то какое Веровка!.. Так назвали ее первые переселенцы, может, по женскому имени, а может, надеясь, что все свои беды они оставили там, на своем прежнем месте вместе с могилами отцов и дедов. Они верили в лучшее. Деревня Веровка! Войну выстояла, не распалась, когда не вернулось в нее более половины мужчин. Вместе с тысячами других деревень кормила страну. И вдруг оказалась ненужной в самое недавнее прошлое — в «эпоху» так называемого укрупнения бесперспективных деревень. Какой страшный удар нанесен был этим непродуманным — или, наоборот, глубоко продуманным — шагом стране, народу. Нет больше деревни Веровки. Тихо, как на кладбище, на ее улице. И словно кладбищенские надгробья, фундаменты от домов. Остались лишь ветлы. Те самые:

На краю деревни, на поляне, Под ветлой крестьянское собранье. Чей-то голос, хриплый и метельный, Говорил о жизни об артельной…

Мы стояли на заброшенной улице заброшенной деревни. Но странно — порой мне казалось, что печаль ее все-таки светла. Со всех сторон ее обступали богатые поля, и она грелась на солнце с достоинством много потрудившегося за свой век человека. Она словно смотрела на эти поля и с гордостью говорила: «Смотрите, это вырастили мои внуки, сыновья тех, что лежат в братской могиле на пригорке. А недавно из соседней деревни приходили ребятишки, я уж не смогла узнать, чьи они, и положили к могиле цветы. А сегодня вот приехал какой-то чудак и читает вслух стихи моего сына, да еще утверждает, что обо мне написал стихи другой поэт,— Сергей Есенин… А мне слышались, стихи: Не унесу я радости земной И,золотых снопов зари вечерней. Почувствовать оставшихся за мной Мне не дано по-детски суеверно. И ничего с собой я не возьму В закатный час последнего прощанья. Накинет на глаза покой и тьму Холодное высокое молчанье. Что до земли и дома моего, Когда померкнет звездный сад ночами, О, если бы полдневной синевой Мне захлебнуться жадными очами И расплескаться в дымной синеве, И разрыдаться ветром в час осенний, Но только б стать родным- земной листве,— Как прежде, видеть солнечные звенья. Стороной пропылил мотоцикл. Откуда-то из камышей потянул ветер, тронул ветлы, густо зашумела рожь. И я подумал, что десять, двадцать раз прав Николай Рыленков, написав вот это: «Нет, то, что соединяет людей, не размывает время. Не может размыть. И все, что есть живого в стихах несправедливо забытого поэта, не только вернется к старым друзьям, но и будет находить все новых и новых друзей».

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top