— Я тебя зову, оставайся.
— Чтобы, как ты говоришь, искупить свою вину передо мной? Но, во-первых, ты передо мной ни в чем не виноват, я, наоборот, виновата перед тобой, что пыталась увести тебя у законной жены. И сполна расплатилась за это. А во-вторых, я не хочу, чтобы ты звал меня только ради искупления вины, если тобой руководит только это.
— Ты знаешь что не только это.
— Но муж никогда не даст мне развода.
— Для меня это не имеет никакого значения. Это его проблемы. Наши сегодняшние неопределенные отношения не могут продолжаться бесконечно. Они, как я понимаю, мучительны не только для меня, но и для тебя. Что касается меня: ни с кем мне не было так хорошо и покойно. Только тебя я вижу матерью своего ребенка. Мне кажется, что рядом с тобой я еще многое смог бы сделать. У меня осталось море неистраченной теплоты, которую страшно уносить с тобой. Из-за тебя я, не задумываясь, оттолкнул других женщин, может быть, более молодых, красивых, в том числе весьма обеспеченных, что в наше вполне французское время считается чуть ли ни самым главным… Каждую из них невольно с кем-то сравнивал, прежде всего, конечно, со своей покойной женой. Тебя ни с кем не сравнивал: ты – вся моя. Я тебе уже говорил об этом: пусть неуверенная в себе и нерешительная. Такое чувство, что я шел к тебе всю жизнь, к нашему общему дому, к общему ребенку, К этому чувству примешивается чувство вины перед тобой, которую всей своей оставшейся жизнью должен искупить. Мне все дорого в тебе, в том числе нос картошкой. Я снова и снова я слышу твои слова: «Я хотела бы родить сына похожего на тебя». Когда я на другой день спросил по телефону, насколько искренне ты это сказала, может, просто сгоряча, ты ответила: «Такие вещи женщины так просто не говорят». Я снова и снова слышу твои другие слова, что главное в жизни – любовь и семья, все другое со временем теряет смысл. Ты мне говорила, что ты не хочешь иметь от своего мужа ребенка. Что он хороший человек, но очень скучный, типичный француз, считающий каждую копейку. Что твой уход будет расценен, что ты выходила замуж только для получения французского гражданства. Да, если бы ты оставалась во Франции и претендовала на раздел имущества. Но ты ведь уезжаешь из Франции, и получается, что французское гражданство тебе больше не нужно… Но в конце концов ты тоже имеешь право на материнское счастье. Может, ради этого и если ты на самом деле испытываешь ко мне что-то, может, ради главного можно и нужно разрубить какие-то узлы? Разве ты не имеешь право на счастье? Конечно, арифметика тут неуместна, но все-таки: так трое несчастных, а так только один…
После этого вечера они несколько дней обходили стороной эту тему. После работы он забирал ее где-нибудь на улице или она уже встречала его дома, и никогда ни с кем ему не было так хорошо. Они говорили обо всем, но только не о своих взаимоотношениях, ни о своем будущем, хотя неумолимо приближался ее день отлета.
Однажды пришла молчаливая.
— Что-нибудь случилось?
— Я сегодня звонила домой… В Лион, — поправилась она. – Я все рассказала мужу. Он подтвердил, что никогда не даст развода.
— Я тебе уже сказал, что для меня не имеет никакого значения, даст или не даст он тебе развод. Что ты ему ответила?
— Я сказала, что сдала обратный билет.
— Это правда?
— Правда.
Он обнял ее.
— Что если прилечу, то только для того, чтобы забрать кое-какие вещи, а скорее вышлю ему список, по которому он мог бы послать их посылкой.
На другой день она позвонила днем:
— Ты не сможешь оторваться от своих дел на полчаса, подъехать к Пушкинскому скверу, к верхней его части?
— Когда?
— Прямо сейчас.
— Хорошо…
Он не сразу ее увидел стоящей под липой с какой-то явно тяжелой ношей на руках. Подойдя поближе, он увидел, что это был огромный рыжий кот.
— Прости, что сорвала с работы. Заблудился вот, собаки вываляли его в грязи, загнали на дерево…
— А может, он полудикий или вполне самостоятельный кот? Ты не можешь допустить, что он пришел на свидание, дрался с другими котами, а ты вмешалась в его личную жизнь, улыбнулся он.
— Нет. Я уже с час за ним наблюдаю. Он перепуган до смерти. И бант на шее, значит, у него есть хозяин.
