Итак, в томительно наступающих сумерках они шли тихой старинной улочкой… Можно сказать, что они были классическими любовниками: ни каких взаимных обязательств, совместных жизненных планов, а следовательно никаких взаимных упреков, обид, сцен ревности и всего подобного, что, за редким исключением, неизменно сопровождает семейную жизнь. Встретились на часок, если кому-то из двоих стало совсем уж тошно, одиноко в своем доме или вообще в жизни — и разбежались до следующей встречи. Иногда даже трудно понять, что связывает в таком союзе порой, казалось бы, несовместимых людей. И, как в классическом любовном романе, он был старше ее на двадцать с лишним лет.
Они остановились на углу, чтобы, даже не поцеловавшись (вдруг кто увидит?), разбежаться до следующего раза, он на всякий случай даже оглянулся вокруг. Но она, вопреки обыкновению, задержала его руку в своей мягкой и теплой руке.
Вместо привычного «до свидания» неожиданно спросила:
— Ты можешь развестись с женой, и мы бы поженились?
Этот вопрос был для него не просто неожиданным, он никогда не думал, что она относится к их отношениям сколько-нибудь всерьез. По крайней мере, она всегда даже подчеркнуто делала вид, что не относится к ним серьезно. Если он не звонил, сама никогда не звонила и могла не появляться месяцами. При встречах всегда держала легкий ироничный тон, однажды даже, когда он упрекнул, что она в прошлый раз не пришла на свидание, а она в ответ как-то равнодушно ответила, что не смогла, пришлось на работе задержаться, а он на это чуть ли не раздраженно бросил, что могла бы позвонить, ведь он ее ждал, она усмехнулась:
— Почему я должна перед тобой отчитываться, во-первых, я тебе не мужняя жена. А во-вторых… ты что, думаешь, кроме тебя у меня никого нет?!
Это заявление его, разумеется, задело, хотя вряд ли так было на самом деле, скорее всего, она так заявила, чтобы уязвить его. Но в то же время это заявление его, может, даже обрадовало: его устраивала необязательность их отношений, а это заявление снимало с него последнюю ответственность, томясь о большом серьезном чувстве, он не испытывал к ней сколько-нибудь серьезного душевного влечения, по крайней мере ему так казалось, хотя, когда она долго не появлялась, начинал по ней скучать,. С женой он не рвал отношений по трем причинам: во-первых, не к кому было уходить, во-вторых, тогда надо было делить жилье или вообще оставаться без жилья, а в третьих, что было главным: жена постоянно болела, потому у них не было детей, и была она размазней по жизни, в этом был виноват прежде всего он сам, оберегая ее, насколько это было в его силах, от всевозможных жизненных невзгод, и потому он считал для себя невозможным бросить ее такой, беспомощной, а может, главным все-таки было второе, а он удобно обманывал себя третьим…
С ней они познакомились за пять лет до этого в приемной какого-то начальника, куда она заглянула, как потом выяснилось, к двоюродной сестре-секретарше, и, столкнувшись с ней в дверях глаза в глаза, он вдруг, неизвестно почему, подумал: «Вот с этой женщиной я, наверное, был бы счастлив». Но самое поразительное, что он тут же неожиданно для себя, совсем не будучи ловеласом, повторил вслух: «Вот с этой девушкой я, наверное, был бы счастлив». Что-то вроде возмущения вместе со смущением огнем промелькнуло в ее глазах, в это время из кабинета начальника вышла девушка-секретарь: «Проходите!», и когда он вышел от начальника, ее в приемной уже не было, и спросить о ней у девушки-секретаря он, разумеется, не решился. Он не мог объяснить себе, чем она его поразила: нельзя было сказать, что она была очень красива, по-восточному скуласта, но сквозь явно татарские черты пробивались мягкие славянские, скорее всего его поразил ее глаза. И надо же было тому случиться, что всего через неделю они также случайно — глаза в глаза — столкнулись на выставке знакомого художника, который, перед этим встретившись на улице, буквально уговорил пойти на открытие выставки, хотя в тот день у него совершенно не было времени. Столкнувшись с ним, она смутилась, он молча поклонился ей, уступив дорогу, а после открытия выставки он неожиданно узнал ее в девушке, одиноко идущей впереди него по безлюдной плохо освещенной одноэтажной улочке, она остановилась на красный фонарь светофора, он поравнялся с ней, они узнали друг друга.
— Теперь-то уж вы, наверное, убедились, что наша первая встреча была не случайной? — сказал он.
— Если вы специально не шли за мной? — усмехнулась она.
