Раз наша встреча отодвигается, по крайней мере, на полгода, если не сказать – навсегда, то, может, пришлете по электронной или обычной почтой свою фотографию: какая Вы там, во Франции? Не говоря уже о том, что я не видел Вас уже целую вечность. Я буду спать в обнимку с этой фотографией, по крайней мере до нашей встречи…»
«Месье!
Не надо печалиться, тем более отчаиваться, ведь я скоро приеду. Я постараюсь как можно скорее разделаться со своими неотложными делами…»
Компьютер чуть ли не полчаса принимал фотографию, на ней она была в каком-то городском сквере на берегу какой-то убранной в гранит реки или канала и почему-то в темных очках, за которыми прятала свою так знакомую ему смущенную улыбку. Конечно же, она изменилась за годы, которые он ее не видел: пополнела, волосы уже не вились русыми, выдающими в ней славянскую кровь, локонами по плечам, короткая стрижка или возраст сделали преобладающими ее восточные черты.
«Спасибо за фотографию, несмотря на то, что на ней не оказалось главного: Ваших глаз…»
На другой день пришла фотография, на которой она была уже без темных очков: в какой-то пустой комнате сидящей в кресле по соседству с большим экзотическим цветком в напольной вазе. Явно позировала и, хотя старалась быть непринужденной, в некотором напряжении и с все той же так знакомой и как ему теперь казалось, так дорогой ему, смущенной и несколько ироничной улыбкой. Он долго рассматривал фотографию. Это была она и не она, со временем так отчетливо проявились в ней татарские корни.
Он уже не раз порывался ее спросить: по телефону или по электронной почте: может ли она выйти за него замуж и способна ли она еще рожать? Но в последний момент решал, что эти вопросы не по телефону, тем более не по электронной почте, такие вопросы задают глаза в глаза. А потом он не видел ее столько лет: при встрече они могут оказаться совсем чужими людьми, может, она теперь совсем другая. Тем более, что он толком не знал, какая она была тогда, когда их связывали странные отношения. И еще: так как каждый раз ее приезд откладывался с неизменным «скоро и неожиданно», то у него постепенно невольно стало складываться подозрение, что с ее стороны это была не больше как игра. И он постепенно стал глушить в себе вдруг проснувшееся к ней тепло, гораздо большее, чем прежде. Но в то же время в самые тяжелые минуты отчаяния ее «скоро и неожиданно» поддерживало его на этом свете. И уже за это он был благодарен ей, хотя тянуться эти неопределенные отношения не могли бесконечно, рано или поздно веревочка могла лопнуть от чрезмерного натяжения.
Так прошло еще два месяца. Он уже почти приучил себя к мысли, что ничего у них не получится. И перестал писать ей. Она тоже молчала.
Однажды в субботу (он, как и в те уже давние годы, несмотря на выходной, по субботам работал в редакции: там никого не было, никто не донимал по телефонам, и хорошо думалось, зная, что он один, и она чаще всего приходила к нему по субботам), отъезжая в конце дня от редакции, боковым зрением увидел, точнее, ему показалось, что перекресток перед ним только что перешла она и повернула в сторону редакции. Но загорелся зеленый глаз светофора, сзади уже сигналили, и оглянуться он не мог. А возвращаться он не стал: во-первых, куда-то торопился, а во-вторых, был уверен, что ему показалось. Они давно не переписывались, не перезванивались. Если она, то вечером или даже сейчас позвонит. Она знает все его телефоны, включая мобильный. Вечером он на каждый звонок торопливо хватал телефонную трубку. Но она не позвонила. Не позвонила она и в понедельник на работу. И он успокоился: значит, это была не она.
Но оказалось, что в тот день он не ошибся. Это действительно была она, и они разминулись на какую-то минуту. Выйди он из редакции на минуту позже, они бы встретились. Он потом все думал, почему Бог развел их тогда на целую неделю?
Она позвонила только через неделю, в следующий понедельник.
— Здравствуй, — услышал он в телефонной трубке ее голос, похожий на шепот.
— Здравствуй! – обрадовался он. – Ты уже начинаешь мерещиться мне в других женщинах. На прошлой неделе мне показалось, что дорогу передо мной перешла ты, а потом весь вечер и весь следующий день ждал твоего звонка… Слышимость, будто ты звонишь не из Франции, а с соседней улицы.
— Так и есть, — засмеялась она.