Журавлев перевернул чашку вверх дном, так поставил ее на стойку.
— Я думал, может, хоть тебе не нужно будет объяснять… На двух ветках сразу не усидишь: и чтобы ты был поэт, и чтобы у тебя все в жизни было благополучно. Тут надо что-то выбирать. Я выбрал свечу, ее можно вовремя потушить, а когда надо, зажечь снова. А поэзия — это как бикфордов шнур, зажег — и уже не остановить. — Журавлев посмотрел на часы. — Все ясно, вопросов больше нет?
— Нет.
— Тогда пойдем.
Они вышли на улицу.
— Может, зайдешь ко мне? — предложил Калинин.
— Нет, спасибо! Мне надо бежать, я на работе. Как- нибудь в другой раз… Ты запиши мой телефон, может, что надо будет. Те же лекарства, есть у меня один канал. Ну ладно, я побежал, мне еще тут жена заказов кучу надавала.
— Слушай, а кто у тебя жена? — спросил Калинин.
Журавлев улыбнулся:
— Катя.
— Какая Катя? — не понял Калинин.
— Ну, та самая Катя… Которая танцевала маленького лебедя.
— Что же ты плел, что она отшила тебя? — спросил Калинин раздраженно.
— Она на самом деле меня отшила, и еще хлеще, чем тебя, — опять улыбнулся Журавлев.
— Да ну тебя!
— Не заводись!.. Пять лет назад она попала в автомобильную катастрофу. Муж за рулем был, погиб. МАЗ наехал. А она жива осталась, но повредило позвоночник. Тут уж, сам понимаешь, не до маленьких лебедей.
— А дети?
— Что дети?
— Твои?
— Теперь мои… Все ясно, вопросов нет? Ну ладно, тогда я побежал. Если что, звони…
