Повесть «У перевала»

— Я не говорил, что надо вставать лагерем, — поправился Чернов. — Я сказал, что это в нашем положении — самое разумное. Или вернуться, или встать.

— Все, встаем! — махнул рукой Петренко. — Кончаем дебаты! Рэм Иванович, командуй! Что надо делать? Никаких больше рассусоливаний! Путь вниз отрезан? Отрезан. Сообщить другим способом пока мы тоже не можем? Не можем. Тебе ясно? — повернулся он к Прудникову. — Для того чтобы сообщить, мы сначала сами как минимум должны остаться живы. Тебе хоть это-то ясно? Действуем поэтому согласно сложившимся обстоятельствам. Ты видишь, через реку не перейти?

— Ребята, давайте вернемся?! Без нас они все погибнут, — упрямо повторил Прудников. — Они же на нас надеются.

— Иди! Иди! Тебе уже в третий раз говорят! — взвился Ряженцев. — Никто тебя не держит!

— Успокойся! Не пори хреновину! — остановил Ряженцева Петренко. — Держи язык, а то потом за свои слова как бы отвечать ни пришлось. И ты не мути воду, — повернулся он к Прудникову. — Можешь на самом деле вернуться. Во-первых, тебя никто не уполномочивал делать от имени всех такие заявления. А во-вторых, ты видишь, что пока нам никуда не пробиться?.. Видишь? Поэтому встаем! И не думай, что меньше тебя думаем об оставшихся… Вон Заречный — идет и молчит, хотя у него друг там остался.

— Давайте вернемся!.. Заречный!.. Ты же обещал Лужанскому, что вернешься.

— А что я… Я хотел спустить ему веревку… Сафронов сказал: позже… А позже… — Он отвернулся. — Что я один сделаю?.. Я — как все… Если все вернутся…

— Ребята…

— Я тебе сказал — иди! — вновь взвился Ряженцев. — Никто тебя не держит! Почему я должен думать за других?! Пусть за остальных думают остальные. Пусть за всех думают инструкторы. Они за это зарплату получают. А ты думай о себе. К тому же мы в отпуске. Понимаешь, в отпуске!.. И поэтому мы ни за что не отвечаем… Ты понимаешь, что мы уже ничем им не поможем? Ты видел, как они спускались по склону! Как овцы! Побросали рюкзаки, а теперь я должен отдавать им свою одежду. Отдайте ей, видите ли, свитер! — передразнил он Сашу Сафронова. — Она где-то бросила свой рюкзак с теплыми вещами, а я отдай ей свой свитер. Разве я не говорил на базе этому сопляку Сафронову, что нужно одеваться теплее?! Разве Чернов этого не говорил? Да что я тебя уговариваю!..

— Все, хватит! — остановил его Петренко. — Я тебе сказал, попридержи язык!.. Рэм Иванович, командуй!

— Конечно, как-то надо бы сообщить, — вздохнул Чернов.

— Все правильно, — торопливо поддакнул ему Петренко. Пе­ред Черновым — единственным — он сейчас пасовал. Потому что от Чернова, только от Чернова зависело теперь, останутся ли они живы. — Но в теперешних обстоятельствах это невозможно. Вы-то лучше других понимаете это. Только загнемся все. Переждем, придем немного в себя и сообщим. Вы ведь и внизу их, как и Ряженцев, предупреждали: надо одеваться теплее… Я понимаю ваше стремление, как бывалого туриста, помочь. Но если это невозможно?

— Но моральная ответственность непогодой не снимается, — покачал головой Чернов.

— Я понимаю. Но ведь, в конце-то концов, здесь тоже люди! — обвел руками Петренко. — И они в таком же бедственном положении. Их тоже надо спасать. Согласны?.. Все, встаем лагерем! Командуйте, Рэм Иванович!

— Первое — надо наломать как можно больше пихтового лапника, — вздохнул Чернов. — Сложим на него рюкзаки и накроем сверху полиэтиленовой пленкой, чтобы совсем не вымокли спальники. В этом наше спасение. Потом надо наготовить как можно больше дров. — Голос Чернова окреп. — Я сейчас разведу костер. Потом надо будет наломать как можно больше лапника на постель. Если у нас была бы палатка, все было бы гораздо проще.

— Как же ты прошляпил палатку-то?! — бросил Геннадий Петренко Ряженцеву. — Ты же одну нес.

— Да отдал нести этому салажонку, — сплюнул Ряженцев. — А он где-то на склоне рюкзак бросил. Кто думал!

— Облегчение, значит, хотел себе сделать, — процедил Петренко и выматерился.

— Хватит, ребята! — остановил их Чернов. — Все это нужно сделать, не мешкая, — продолжал он, — пока не совсем стемнело. Надо работать всем. Всем и всем! Через силу, через усталость. Только в этом наше спасение. Все за дровами! Девушки поблизости ломают лапник. Я укладываю рюкзаки и развожу костер. У кого полиэтиленовая пленка? Потом тоже иду за дровами… Но чтобы никто не отлынивал, как у того костра. Иначе все бессмысленно.

— Все за работу! — прикрикнул Петренко. — Всем беспрекословно подчиняться Рэму Ивановичу! Смотрите у меня! — Он помахал в воздухе кулаком. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих…

И когда ночь плотно нависла над ущельем, они тесным кружком сидели у хорошего костра и ели разогретую в огне тушенку. А на огне булькал котелок с чаем.

— Сюда бы зеленого горошку! — мечтательно протянул Ряженцев, ткнув ложкой в тушенку.

— А есть и зеленый горошек, — довольный, сказал Петренко и вытащил из рюкзака металлическую банку. — Что зеленый горошек! Сейчас хотя бы граммов по сто от простуды! Эх, зря вчера мы все прикончили! Знать бы!..