— Я думаю, что вам нужно вернуться. — Это опять Степаныч.
— Хорошо, — сказал я, словно только и ждал этих слов. Руки стали совсем ватными, ко мне снова вернулось то мерзкое чувство. Камни снова стали противными и непослушными.
Это чувство не прошло и тогда, когда я спустился вниз. Меня трясло. Я пытался убедить себя, что просто очень устал, слишком долго мы были сегодня под землей, но не мог себя успокоить. Не развязывая узлов, судорожно сорвал с себя веревку и бросился к выходу из пещеры. Мне что-то кричали вслед. Но я не слушал. Рискуя разбить лоб об острые уступы или сорваться в какой-нибудь из колодцев, бежал к выходу. Мне казалось, что пещера не выпустит меня из своей промозглой пасти. Я брался за сырые грязные стены, и дрожь отвращения проходила по всему телу.
Когда впереди показался свет, побежал еще быстрее, бросил в сторону каску, отрывая пуговицы, сорвал с себя грязный комбинезон. Ошеломленно остановился посреди поляны, надо мной шумным куполом висело огромное небо. Но радости почему-то не было. Были неудовлетворенность собой и смертельная усталость. Перед глазами по-прежнему качались труба и плывущие навстречу камни. Теперь мне казалось, что немного побольше решительности, и я бы взял эту проклятую трубу, а там наверняка продолжение пещеры.
Старался убедить себя, что сделал все возможное, что от меня зависело, что рисковать зря — глупо, но ни в чем не мог себя убедить. Труба не давала мне покоя.
— С нерешительности начинается трусость, — говорил я себе.
Ночью не мог уснуть. Ворочался в своем углу, сено подо мной противно шуршало. За стеной шел дождь. Ветер тоскливо скрипел дверью. Стоило немного задремать, передо мной снова появлялась эта труба. Я вздрагивал и просыпался. «С нерешительности начинается трусость. С нерешительности начинается трусость…»
Утром опять шел дождь. Нужно было трогаться в путь, но я тянул с отплытием. «Если не поднимусь туда, я никогда не смогу простить себе эту слабость».
Вдруг подумал о возможной смерти. Подумал спокойно и так же просто, как, например: «Мне завтра рано вставать». И все сразу встало на свои места. Было жаль только, что все оборвется в самом начале пути. Но отказаться от своего решения уже не мог, хотя предчувствия заставляли вздрагивать.
Перемотал веревку, положил на нее каску, скальные крючья, стал перематывать вторую. За этим меня застал Степаныч.
— Что вы надумали?
— В трубу, — поднял я голову.
— А отплытие?
— Отплыву после обеда.
Мы молчали. Степаныч смотрел в окно. Я встал и пошел к двери.
— Постойте.
Несколько секунд мы стояли спиной друг к другу.
— Мы будем работать в зале Хаоса. Когда пойдете, найдите нас там. Только не ходите один.
— Хорошо, — выдохнул я и скорее вышел наружу. Мне нужно было остаться одному. Я пошел к реке…
Туман клубился над перекатом. Я смотрел на него и вдруг вспомнил, как в прошлом году меня свалил на улице приступ аппендицита, перешедшего потом в перитонит, как мне стало страшно. Не потому, что могу умереть, а потому, что могу больше тебя никогда не увидеть. Окна операционной выходили в липовую аллею, на асфальте молоденькая девушка хлебными крошками кормила голубей, врачи каким-то вонючим раствором перемывали мои внутренности, мне хотелось растолкать их, спрыгнуть со стола и побежать вниз по аллее — к вокзалу, потому что сегодня ты надолго уезжала из нашего города: ты уже, наверно, идешь к вагону, а я лежу вот на этом дурацком операционном столе, ты не знаешь об этом, врачи, как пряжу, промывают и перематывают мои кишки, девочка в липовой аллее хлебными крошками кормит голубей, не важно, что я могу умереть, но я могу больше никогда тебя не увидеть.
В этот день я окончательно понял, что до самой смерти мне не избавиться от любви к тебе.
Почему так устроен мир, что без любви даже самые благие порывы и идеи теряют смысл? Почему? Неужели все-таки миром правит любовь?
Почему я столько лет убил в бесплодных поисках тебя, когда ты была рядом? Ведь если бы я нашел тебя раньше, все, может, было бы иначе?
Почему, постоянно страдая от одиночества, я торопливо уходил, как только мне начинало казаться, что я тебя встретил? Неужели где-то подспудно всегда знал, что это все-таки не ты?
В разных городах в разные годы я находил твои приметы. У одной, где-то в Рязани, были твои глаза, у другой, где-то на Волге, — твоя походка, у третьей, где-то в Сибири, — твой мягкий шепот, но тебя не было, словно ты растворилась в тысячах других.
Как все хрупко в этом мире, как и сама жизнь. Человек принимает этот дар Божий, ценит его, но… не бережет. Царство Аида. Пропасть. От одного слова содрогнешься. Реальность тяготит. Давят тяжелые мысли. Будет ли еще в твоей жизни та тропа, умытая росой, светлые березовые перелески…
«Лестница в небо», рассказ М.А.Чванова Читаешь и все ощущаешь настолько реально и зримо! Страх и боль, радость и тихая грусть. И такой наплыв эмоций!!!
В тот год мы проводили мероприятия «Аксаковские дни на Борской земле» (в Самарской обл.) Случайно, в Управлении культуры у А.В.Репина увидела книгу Михаила Андреевича Чванова «Вверх по реке времени» .Когда я прочла ее, то поняла, какой бесценный подарок я получила! Какого открыла для себя чудесного, талантливого писателя, теплой и сострадательной души и большого мужества человека!
Спасибо Вам, уважаемый Михаил Андреевич, за ваше бесценные писательские труды, за все благоугодные деяния, во славу и возрождение России нашей.
А что печально для меня, все это я могла бы тогда сказать Вам лично. Но не подошла, смутил мой ранг простого читателя. Но я надеюсь, что эта встреча все же состоится. Пусть Господь хранит вас на всех путях ваших, Михаил Андреевич!
Как случилось, что неисповедимыми путями я пришла к этому писателю? Низкий вам поклон, Михаил, за эту повесть…Читала медленно, растягивая почти осязаемое удовольствие.
Низкий Вам поклон Михаил!
Благодоря Вам мы сейчас ползаем в пещеры быстро, комфортно, а главное безопасно. Был и не раз в Сумгане. Очень интересное описание Ваших трудов в пещере. Когда я рассказываю новичкам как изначально проводились работы по съёмке и освоению пещер, через какие трудности проходили те ребята в шестидесятых, они верят с трудом. Долгих лет счастливой и интересной Вам жизни!
Спасибо