Повесть «Лестница в небо»

Как только погасили свечу, начинаю вслушиваться в шорохи и тут же слышу на крыше ее стремительные прыжки.

За стеной приглушенно шумел перекат.

И от этих по-домашнему привычных звуков сразу же засыпаю.

Часть   II

                              НА БЕРЕГАХ ЛЕТЫ

…Глубоко под землей царит неумолимый, мрачный брат Зевса, Аид. Полно мрака и ужасов его царство. Никогда не проникают туда лучи яркого солнца. Бездонные пропасти ведут с поверхности Земли в печальное царство Аида…

В подземном царство струятся и дающие забвение всего земного воды Леты…

Нет никому возврата из этого царства печали.

Из древнегреческого мифа

Бездна, ты едва меня не уничтожила и, может быть, еще станешь моей могилой! Но сколько возвышенных мгновений, счастья подарила мне ты среди всех страданий. Здесь я познал восторг поисков и опьянение открытий.

Мишель Сифр, французский спелеолог

Лестницу к пропасти мы забросили еще в прошлом году.

В тот день кончили работу в Ледяной пещере и возвращались в базовый лагерь. Продукты у нас вышли сутки назад, воды тоже не было, ближайший ручей находился в четырех километрах от пещеры и в противоположную от избушки сторону, и не было сил идти к нему.

Обвешанные снаряжением, медленно тянулись долиной. Впереди Степаныч со своей потертой полевой сумкой, за ним — Володя с Аксеновым. Они несут огромный моток лестницы на длинной палке. Потом Бобров с мотком лестницы поменьше. Потом я. На мне мелочь: веревки, теодолит, штатив к нему, фонари, канистра с керосином, две двухметровые топографические рейки.

К полудню подул жаркий ветер. Он путал под ногами высокую траву, рвал белые и непрочные, как дым, облака. С какой-то отчаянной радостью уносил их за горизонт.

Ветер трепал пряди берез, и листья шумели, словно птичья стая перед отлетом. Как бы договорившись, они разом бросались вслед облакам, обнажая свои тыльные матовые стороны, но ветки крепко держали их, гнулись, скрипели — и не пускали. И все дерево гнулось, готовое улететь в неведомую и зовущую даль, но корни прочно держали его в каменистой почве. И не было конца этому шелестящему знойному ветру и колышущимся холмам, и мы, пятеро, глохли от густого шороха дурманящей запахами травы и казались себе непомерно маленькими и затерянными в бескрайней стране стремительно уплывающих облаков.

Мы шли вслед за облаками, и сверху нас, наверное, не было видно в высокой траве. И чем дальше шли, тем больше отставали от облаков. Груз становился все тяжелее и неудобней, плечи деревенели, ноги заплетались в перепутанной ветром траве, слипшиеся от пота волосы лезли в глаза. Привалы становились все чаще, а вставать с каждым разом становилось все трудней. Иногда сознание почти отключалось, лишь машинально переставляешь ноги, упершись пьяными глазами в спину впереди идушего. Ждешь, когда Володя с Аксеновым наконец повалятся в траву. Ждешь — и не можешь дождаться. И когда они наконец упадут, начинается самое трудное — дойти до них. Всего несколько шагов. У них злое преимущество — падать первыми. И каждый раз они беззвучно хохочут надо мной сквозь бессилие, пока я, раскачиваемый из стороны в сторону проклятыми рейками, добреду до них.

Упадешь и смотришь в вдруг помутневшее небо, прислушиваясь к оглушительному стуку в висках. Небо                                                            почему-то шелестит. Колышется трава, и какая-то букашка ползет по руке. В желудке сосет, ведь уже скоро вечер, а еще больше хочется пить.

Лежишь и тянешь время, ведь теперь все равно не встать. Лежишь и надеешься, что на этот-то раз он тоже не встанет. Но Стспаныч молча поднимается и, не оглядываясь, уходит вперед. И мы — с трудом встаем и тащимся за ним к следующему привалу, чтобы снова ошалело упасть в горячую траву и вслушиваться в звенящую тишину в ушах.

Уткнется потным рыжим лбом в землю Бобров. Не дойдя несколько шагов до него, повалится Володя. Рядом, широко раскинув руки, с травинкой в зубах будет лежать Аксенов и загадочно улыбаться, Знаю, о чем будет думать. О том, что, как только придет в избушку, опять сядет за письмо. Он пишет ей почти каждый вечер. По несколько листов и очень мелким почерком. Для меня всегда было загадкой, о чем можно каждый день столько писать.

Отдохнув, через несколько дней мы снова уйдем в горы, а письмо останется в избушке ждать отправления. Если в ближайшие дни мимо никто не поплывет, к нему прибавится второе, за ним третье, чтобы потом отправиться в путь целой пачкой.

Письма у нас забирают парни из геологоразведки. Они плывут мимо нас на плотах. Вымокшие на перекатах и иссеченные затяжными дождями, шумно окружают наш костер. Мы всегда рады им. От них мы узнаем последние новости нашей маленькой планеты, и в нашей избушке становится очень шумно и неуютно. И на несколько часов рушится размеренный и строгий экспедиционный распорядок.