Повесть «Лестница в небо»

Или взять тот же каменный уголь, если уж заговорили о камнях. Он до того стал обыденным в нашей жизни, что мы воспринимаем его как само собой разумеющееся. Или — нефть, газ. Можно посмотреть на них как на просто горючий камень, горючую жидкость или горючий газ, а можно увидеть в них преемственность жизни, если взглянуть на каждые из этих веществ как на накопленную веками энергию умерших миллионы лет назад живых существ и деревьев и переданную нам в наследство. То есть жизнь, даже умирая, не умирала. Умирая, она добавляла к запасам, спрятанным в недрах планеты прежде умершей жизнью, накопленное собой тепло. Словно знала, что через миллионы лет Землю окутают холода и тогда эти запасы тепла пригодятся людям. Когда думаешь об этом, еще более ощущаешь, как порой варварски обходимся мы с теплом, по крупинкам собранным жизнью за миллионы лет.

— В чем же ты стараешься меня поколебать?

— Ни в чем. Просто я называю своими именами те вещи, о которых мы в городах или вообще не думаем или стараемся не думать.

Володя трогает стоящую рядом сталактитовую колонну.

— Вот сталактиты. Между прочим, они позволяют заглянуть не только в климатическое прошлое планеты, но и в будущее. Изученная по ним периодичность прошлых климатических эпох, связанная с какими-то, пока не известными нам явлениями, дает нам право утверждать, предполагать, что приближается новый ледниковый период. Возможно, что льды снова покроют не только Евразию и Северную Америку, но и Южную Америку и Африку. Человечеству, может быть, уже пора думать об этом. Ведь по мере похолодания, видимо, будут постепенно видоизменяться или даже исчезать многие растения и животные. Может случиться так, что они не смогут приспособиться к понижению температуры. Может быть, уже в ближайшее время это каким-то образом скажется на урожайности наших полей. По планете со временем прокатится цепь извержений вулканов и землетрясений. Они всегда сопутствуют похолоданию. Начнется новое великое переселение народов, так как ныне наиболее  населенные части планеты окажутся подо льдом.

— А как с границами? — усмехнулся Рудик.

— Надо думать, что на Земле к тому времени уже не будет никаких границ.

— По той простой причине, что люди к тому времени вымрут, как ихтиозавры?

– Нет. Потому что люди к тому времени, наверно наконец поймут всю бессмысленность войн. Если нам было бы суждено погибнуть, то мы вымерли бы еще во время прошлого оледенения. Как мамонты. Но мы забрались и шкуры мамонтов. Мы приручили огонь. По своей природе человек — житель тропиков, но еще далеко до истоков цивилизации мы жили почти до самых полюсов.

— А надо ли вообще вселять в людей тревогу? Втравливать в них чувство собственной беспомощности?  Зачем  им думать о том, что будет через несколько десятков тысяч лет?

— Конечно, легче жить, не думая ни о чем этом. И, может, в этом беда нашей профессии, нашей дороги, что, вернувшись после нее на Землю, уже не сможешь жить беззаботно. Конечно, легче жить, свято веря, что Земля незыблема, что она плыла, плывет и будет плыть на трек китах. Но от этих проблем человечеству никуда не убежать. Рано или поздно с ними все равно придется столкнуться. Потом: когда все люди на Земле, наконец, почувствуют свою беспомощность перед  силами  Вселенной,  что  они  еще,  по  сути дела, ничего не знают ни о прошлом, ни тем более о будущем своей планеты, тогда они, может быть наконец поймут всю преступность междоусобных войн.

*   *   *

Не вернулась в назначенное время группа Степаныча. Никто не ложился спать. Все с надеждой посматривают на тропу. Каждый выдвигает свою версию, почему они задержались. Этим мы пытаемся успокоить себя.

Приказываю ложиться спать. Нечего без толку мозолить языки. Нужно хотя бы немного отдохнуть. В ночь все равно никуда не выйдешь, а разговорами делу не поможешь, только треплешь зря нервы. Если не вернутся до трех, — последний срок, — на рассвете, в пятнадцать минут четвертого, уходим на поиски.

Всю ночь – зыбкий, тревожный сон. Вздрагиваю от каждого шороха. Но нет, это опять не они, это опять пробежала по крыше ласка. Снова опускаю голову на спальник, страшные догадки гнетут меня. Два часа… Скоро вставать и по мокрой холодной траве идти к перевалу, к черной неизвестности.

Я уже представляю, как все это будет. Над рекой пронесется режущий и противный звон обрубка железа. Стремительно поднимутся ребята.

— Не вернулись. Взять с собой продуктов на двое суток!

Думаю об этом и ловлю себя на мысли, что все это красивая ерунда, что все будет проще и неприятней. Я быстро встану, выгляну из избушки, и мертвенящая тоска обручем сожмет мозг.