Повесть «Лестница в небо»

Я был на Камчатке через несколько лет после катастрофического извержения вулкана Безымянного. Вершина его во время взрыва укоротилась больше чем на двести метров, вулкан продолжал медленно коптить, гудеть, время от времени содрогаясь от внутренних толчков, словно от родовых потуг; на многие километры вокруг, где раньше были леса и текли многочисленные реки, лежала мертвая космическая пустыня. Мы шли по ней несколько дней: ночами мерзли от звонкого холода, днем — от горячего ветра, несущего с вулкана пепел и песок, губы спекались в кровавую корку, а внутри все смерзалось от чувства полной беспомощности перед неведомыми силами Вселенной…

…Чтобы хоть немного согреться, расходимся по галерее в разные стороны, густо чавкая сапогами. Что-то вроде вечерней прогулки. Ходим парами и в одиночку, заложив руки за спину. Расходимся. Снова встречаемся. От колодца мимо палаток до озера. От мертвого озера до колодца.

Когда холод становится совершенно невыносимым, начинаем прыгать. Хлюпанье резиновых сапог превращается в угрюмый гул. Но тут есть своя опасность — поскользнуться и шлепнуться в грязь, тогда нечего думать о сухом ночлеге.

И снова забираемся на брезент.

Степаныч пытается высушить над примусом носки. Он сидит неподвижно, обхватив колени руками, и кажется, что он спит.

Каска низко надвинута на лоб.

Но я знаю, что он не спит. Так же вот, поджав под себя ноги и обхватив колени руками, он сидел у земных костров, вдумываясь в их таинственный шепот. Земные костры теперь далеко. Под землей вместо них железный примус, который почти совсем не дает тепла телу и который совсем не даст тепла мыслям.

Лицо Степаныча неподвижно. Глубокие морщины — словно трещины в камне. На нем ничего не прочтешь. Степаныч может сидеть так часами, ни разу не шелохнуться. И словно нет холода, словно нет сырости.

О чем он думает?

О пройденных дорогах?

О Земле?

О том, что совсем немного осталось костров на его пути?

У которого из них он упадет? Может, уже у следующего?

Может быть, ему уже не увидеть Землю?

За несколько лет совместной работы мы перестали удивляться тому, что ему за шестьдесят. Мы даже забываем иногда делать скидку на его годы, а он забывает нам напоминать об этом. А может, он просто обиделся бы, если мы попытались бы сделать эту скидку.

— Моя  юность  почти  уже  прошла, — полушутя  сказал он как-то у одного из земных костров. Но все мы приняли эти слова всерьез, потому как под ними была скрыта великая боль. Несмотря на его внешнюю сухость и даже черствость, в душе он по-прежнему остался молодым. И чем ближе подходил к пределу, чем больше убеждался, что всю дорогу ему все равно не успеть пройти, это еще никому не удавалось, тем сильнее она звала его.

Оставшиеся позади шестьдесят с лишним лет давали о себе знать. Можно бы, конечно, со спокойной душой уйти на пенсию и заняться грибами, ведь он страстный грибник. Но он знал, что это равносильно смерти. Стоит немного расслабиться, и годы сделают свое страшное дело. Потому что тело с каждым днем все больше поддавалось тлению. С каждым днем противоречие между душой и телом становилось все более ужасающим. И каждое утро перед работой он долго разламывает зарядкой стынущие мышцы.

— Моя юность почти уже прошла, — как-то повторил он грустно, ни к кому не обращаясь, у неуютного подземного костра. Это было после спуска в ледяной колодец в конце Среднего горизонта. И мы даже не подозревали, только потом я случайно узнал, что в ту ночь он записал в дневнике:

«У меня начался приступ тахикардии*. Если бы приступ усилился, пришлось бы отлеживаться на Нижнем горизонте в очень тяжелых условиях: везде жидкая глина, местами лед, температура всего два-три градуса выше нуля. Влажность воздуха — сто процентов. А это значит — конец. На спуске сердце сделало еще несколько неверных ударов, но все обошлось…»

Сейчас он дремлет. Я знаю, он грустно счастлив. Прожит еще один трудный день. Зажжен еще один костер. Не важно, что он почти не дает тепла. Тепло придет изнутри, от мыслей, от ожидания следующего костра. А скоро мы, может, выйдем наверх и на полынном берегу над парным перекатом разведем настоящий костер. Может, его и не будет. Но верить в него надо.

*Тахикардия — увеличение у человека числа сердечных сокращений (100-180 в минуту). Возникает при физическом и умственном перенапряжениях, при волнениях. Чаще всего появляется при заболеваниях сердечно-сосудистой и нервной систем.

Всматриваясь в неуютный шорох примуса, сидят ребята. Копаются в своих рюкзаках. У Рудика я вчера нашел в рюкзаке томик Пушкина.