Повесть «Лестница в небо»

…В конце поляны тропа пряталась в густых зарослях черемухи. В листве оглушительно трещали дрозды. Здесь мы в последний раз оглядывались на избушку с голубой струйкой костра рядом. Никогда не знаешь, вернешься ли назад…

Надо обратить внимание на кристаллическую решетку льда.

…Дальше тропа плутала по осиновым и березовым перелескам. Слева от нас громоздились красно-бурые скалы. Тропа перепрыгивала через спрятавшийся в высокой траве ручей, свернув налево, вырывалась из кустов — и по серой россыпи круто поднималась в ущелье. Лес шумел теперь далеко внизу. И далеко вверху — на скалах. Но шум его отсюда был не слышен, о нем можно было лишь догадаться по качающимся на ветру вершинам, и беркуты завороженно парили в вышине. Тропа петляла по ущелью между беспорядочно сдвинутых скал — все выше и выше к перевалу. Меж камней кое-где еще пламенели сочные головки заячьей капусты. Ущелье каждый раз поражало своим первозданным хаосом и тишиной…

Не забыть напомнить топографам, чтобы взяли с собой «кошки». Без них здесь будет очень трудно.

…Первый раз мы обычно отдыхали в том месте, где скалы с обеих сторон вплотную подступали к тропе. Среди царства камня каким-то чудом, словно оазис в пустыне, под навесом скалы спряталась маленькая полянка с высокой травой. Полянка была всего метра три в длину и метра два в ширину. Из травы поднималась невесть как попавшая сюда березка. Мы боялись мять эту траву. Мы ложились рядом на каменные плиты и сквозь хрупкие ветки березки смотрели в небо. С каждым днем трава жухла все больше — не было дождей, а камни мало собирали росы. Поэтому иногда мы делились с полянкой водой из своих фляжек. Неужели теперь полянка совсем умерла?..

В колодце снова  грузно ухнуло. Вздрогнули, загудели стоны.

Уж очень часты обвалы. Когда кончим работу на Среднем горизонте, нужно будет подождать со спуском в этот колодец. Нужно будет попытаться найти другой путь к реке, более безопасный.

…Казалось, что ущелью не будет конца. Оно было испытанием. Пот заливал глаза. Ошалело колотилось сердце. Но, к удивлению, после полуторачасового подъема по ущелью, когда оно выжимало из тебя последнюю воду, можно было идти без отдыха десятки километров. После ущелья чувствуешь необыкновенную легкость…

Скорее всего, на Нижний горизонт сможем попасть через Туманный колодец. Конечно, мало приятного спускаться под водопадом, но что делать.

…Второй раз отдыхали на зеленоватой россыпи  против грота под свалившейся сверху березой. Здесь скалы чуть расступались, и было много неба. Потом мы отдыхали почти у самого  перевала на выбитых лосиными копытами плитах…

Но рано или поздно в этот колодец все равно придется спускаться. Как вздрогнул Володя, когда обрушилась глыба.

…Наверху ущелье переходило в пологую долину, и нас снова обступал лес. Даже не верилось, что всего несколько минут назад мы карабкались среди хаоса скал, потому что здесь дремали невысокие холмы, и тропа теперь до самой пропасти вилась сырым лесом. Только кое-где она выпутывалась на небольшие поляны с высокой — в рост человека .— травой. Даже в очень жаркие дни роса здесь держалась почти до вечера…

Никогда невозможно привыкнуть к обвалам. Все тело наполняется ужасом. И нет сил противиться ему.

…А утром лес был полон воды. Кроны деревьев смыкались над тропой, и на ней всегда было сумрачно. Впереди обычно шел Степаныч, размахивая фонарем в такт своим широким шагам. Время от времени опускался на колени и показывал нам по краям луж чуть заметные отпечатки медвежьих лап. В глубоких лосиных следах, наполненных темной водой, плавали листья…

Неужели глыбы падают так часто? Скорее всею, существует какая-то периодичность. В одно время идет более интенсивное накопление льда, в другое — обвалы его в колодец.

…Я многим обязан этой тропе. Я даже сам в полную меру не могу представить, как много эта тропа для меня значит…

— Надо идти, — говорит Володя, не поднимая головы.

— Надо идти, — говорю, я, но никто из нас не встает.

…Может, потому, что  по  ней уходил от  солнца.  И она сводила меня лицом с судьбой. Уходя от Земли, я поверял ей свои тайны. А может быть, только благодаря ей я и присмотрелся впервые к напряженно нависшему небу…

Будет очень много работы, чтобы срубить весь нависший лед. Как ребятам не хочется уходить от солнца! Да какое это солнце! Тусклый отраженный свет, спустившийся сверху, словно снег.

…Почему она так врезалась в мою память? После той зимней экспедиции я три месяца провалялся в больнице. Три месяца смотрел в окошко на трубу напротив. Труба все время молча дымила. Только цвет неба иногда менялся. Особенно одиноким был синий цвет раннего утра. И воспоминание о тропе было, словно оазис в пустыне моего отчаяния. Воспоминание о ней было для меня самой страшной пыткой в пустыне моей памяти. Оно лишний раз подчеркивало мою обреченность. Я сутками тупо смотрел в потолок. И, как проклятье, передо мной все время висела эта тропа. Каждое утро, чуть светлело окошко, я начинал по ней свой путь к пропасти. Поднимался по ущелью, входил в прелый сумрак липняка и осинника. Трогал каждый камень, каждую ветку. Старался идти как можно медленнее, чтобы она как можно дольше не кончалась. Но все равно — рано или поздно — она обрывалась пропастью, и все приходилось начинать сначала. И так десятки раз в день.