Повесть «Лестница в небо»

Я из своего угла смотрел на летчика, в уши лезла засаленная мерзость, и во мне неожиданно родилось и росло страшное чувство. Хотелось вскочить и изо всей силы, до скрипа в зубах, ударить сначала толстого рыжего, что сидел ко мне ближе всех. Ударить так, чтобы он опрокинулся и закричал.

Потом ударить второго, третьего.

Но что-то меня удержало. Скорее всего, то, что их было шестеро. Но чувство это все больше мутило мой разум. Мне было очень больно за капитана. Неужели его жертва напрасна? Я все сильнее сжимал в карманах кулаки.

То ли чувствуя мой взгляд, то ли случайно рыжий обернулся и встретился с моими глазами.

И в это время заговорил капитан.

— Может, заткнетесь, мальчики? — сказал он устало.

— Не мешай нам, капитан, — осклабился рыжий, все еще не сводя с меня глаз. — Не мешай нам отдыхать, капитан. Мы — рабочий класс. Мы устали и теперь культурно отдыхаем. Что, не дали доспать с проституткой и теперь у тебя плохое настроение?

Капитан медленно бледнел.

— Сволочь…

Но капитан не успел договорить.

Словно подброшенный пружиной, я сорвался с места, в этот момент автобус качнуло, мой удар вместо подбородка пришелся в плечо. Рыжий опрокинулся на колени дружков, я же не смог удержать равновесие и растянулся у его ног.

С ужасом каждым сантиметром своего тела ждал удара.

Но его почему-то не было.

Я закрыл глаза.

Но удара почему-то не было,

Тогда я вскочил. Рыжий все еще полулежал на коленях  своих дружков и натянуто улыбался. Вдруг он выхватил из-под сиденья пустую бутылку.

— Санька, не надо! — крикнул один из парией, но было уже поздно.

Я метнулся в сторону,  бутылка выбила окно. Рыжий бросился ко мне. В это время капитан подставил ему подножку и ударил кулаком в поясницу.

Потом все пошло колесом. Их было шестеро. Меня сразу сбили с ног. Эта участь ждала и капитана, но в это время автобус остановился, вбежал шофер с рукояткой. Перевес сразу стал на нашей стороне.

Автобус снова рвал морозную тьму. Ночь, как никогда, была глухой и неуютной. Капитан стоял у двери и смотрел на часы — он опаздывал на аэродром. Я сидел на тряском заднем сиденье, мы так и не сказали друг другу ни слова, и никогда, пожалуй, мне не было так горько, но я больше не чувствовал себя одиноким.

Минут через двадцать автобус резко затормозил. Капитан виновато улыбнулся, что-то сказал шоферу, торопливо махнул мне рукой и побежал в темноту. Но автобус почему-то не трогался, дверь оставалась открытой, вовнутрь валил мороз. Наконец хлопнула дверца шоферской кабины. Я слышал, как он спрыгнул на хрустящий снег. Постучал но колесу. И снова стало тихо. Я уже собрался встать, как вдруг шофер заглянул в автобус.

— Может, покурим? — спросил он.

— Давай.

Стояли на обочине дороги и всматривались в тьму. С не-видимого за холмом аэродрома сторожить ночь одни за другим рвались в небо наши сверстники.

…Гул самолета все напряженней.

Может, это тот самый капитан? И я вижу его лицо: узко сощуренные глаза, крепко сжатые губы. Он немного похож на Валеру.

Он не имеет права уснуть. Его судьба трагична. Он мечтал стать, может быть, геологом, может быть, садоводом, но в мире еще слишком много грязи, и он добровольно стал военным летчиком. Ночной сторож — он чутко всматривается в темноту, в любую минуту готовый бросить свое тело навстречу смерти, нависшей над огоньками в долинах. Я не могу, я не хочу верить, что его работа может быть призванием, мечтой. Но что делать, если в мире еще есть эта работа. И он жертвенно взвалил на себя это бремя. Где-то внизу его ждет женщина, но до утра, а может быть, навсегда, она останется одинокой, потому что в его шершавых ладонях жизнь миллионов людей. И он еще крепче сжимает в руках штурвал, еще тверже его взгляд. И потому его работа прекрасна.

Сегодня я вернулся па Землю. Я страшно устал, но сегодня мне все равно не уснуть. Кто был в дальних дорогах, поймет меня. Ты уже на Земле, но все еще смотришь на все как бы издалека. А оттуда не видно мелочей, и ты познаешь наконец истину: огромный сложный мир вдруг распадается на две простые составные части: ты и все люди. Если раньше, живя там, на Земле, в шумных городах, ты думал больше о себе, и еще, может быть, у тебя были родные и близкие, друзья и знакомые, а о других ты почти не думал, то теперь все они, знакомые и незнакомые, сольются в единое понятие — люди, которые живут с тобой на одной планете. Перестанут существовать границы и нации, на Земле останутся только две расы: люди и нелюди. И ты поймешь наконец главное.