Повесть «Лестница в небо»

По перекату идем в сапогах. Тащим за собой лодки.

Остров. Под ногами черный и зыбкий песок. Гнетущее чувство отдаленности от всего земного и непрочности этого странного островка. Когда песок возьмешь и горсть и осветишь, — оказывается, что он совершенно белый. Остров — всего метра два в ширину и метра четыре в длину.

В чуть видимом потолке глубокие провалы. Может быть, за ними кроются еще многие километры подземных лабиринтов? Наша лодка вдруг начинает течь. Приходится возвращаться на остров. Вшестером с тремя лодками еле умещаемся на нем.

Пока ребята возятся с лодкой, набрасываю примерный план оставшихся позади галерей. Рудик стоит в стороне, пятно его фонаря медленно ползет по черной воде, теряется в глубоких провалах потолка.

— Стоишь по щиколотки в жидком песке, и со всех сторон вода. Я сейчас и сориентироваться-то толком не могу, откуда мы сюда приплыли. Наверное, примерно вот такое чувство испытывают космонавты. Но там ты хоть все время видишь звезды и почти всегда можешь взглянуть в иллюминатор на свою планету, а здесь со всех сторон камень.

— Вернешься, скажи Боре, чтобы он взял образцы со всех ледников, — наказываю я. — Если ему не напомнить, забудет.

— Хорошо… Вот мы считаем, что идем первыми, а вдруг в пропасть есть еще ход, более доступный? Из одного из ущелий. Там ведь сотни дыр, которые мы так и не проверили. Или был ход раньше, а потом обвалился. И вы завтра выплывете на стоянку древнего человека. А там лежит все так, как было оставлено тридцать тысяч лет назад. Он ушел на охоту и не вернулся. Может, его придавил мамонт, а может, — землетрясение.

– Это слишком маловероятно, Рудик.

– Но натолкнулись же итальянские спелеологи в одной из пещер на застывший на натечном кальците след неандертальца. Или тот же Кастере — натолкнулся в пещере на человеческие следы, оставленные на глинном полу двадцать пять тысяч лет назад. В глубь пещеры шли пятеро: мужчина, женщина, подросток и двое детей, не старше пяти-шести лет. Следы сходились и расходились, вот мужчина поскользнулся, когда свод становился очень низким, люди опускались на колени или на четвереньки. На потолке пятна древесного угля – следы от факела. А по следам людей — след гигантского пещерного медведя… Я вот думаю: почему люди во время зарождения искусства – эпохи палеолита – писали свои картины на стенах пещер в самых отдаленных и труднодоступных местах? Вспомни Капову пещеру. Их рисунки коней и мамонтов. Ну, понятно, почему в пещерах, потому что они в них жили. Но почему в самых отдаленных и труднодоступных местах? Иногда я стараюсь представить, как они тридцать тысяч лет назад с факелами шли в глубь Земли. Задыхаясь от дыма и вряд ли сытые, писали на холодном камне красками, разведенными на крови мамонтов. О чем они думали тогда? Тридцать тысяч лет назад? Что они знали о Вселенной? Что думали о тех, кто будет жить после них? И думали ли? Наверное, все-таки думали.  Что побудило их, голодных, в звериных шкурах, взяться за кисть?

Толя опускает лодку на воду, тщательно проверяет дно.

— Можно плыть дальше.

— Прослушивайте каждый день колодец, обваливается ли лед, — напоминаю Боброву. — Ну, поплыли.

– Может, переночуем здесь? – смотрит на часы Аксенов. — Поблизости нет ничего подходящего, где можно было бы остановиться.

Но я тороплюсь уйти от этого островка. Я не доверяю ему:

— Нет, надо плыть дальше. Остров слишком ненадежен, чуть прибудет вода, и нас подтопит… Ну ладно, мы поплыли, — жму я руку Рудику и Боброву. — Следите за колодцем.  Чтобы потом, при подъеме, не  было  неожиданностей.

— Ладно, — говорит  Рудик, но все  еще чего-то медлит.

— Ну ладно, мы поплыли, — снова говорю я и беру в руки весла.

— Ладно,  — говорит Рудик.

Я отталкиваюсь от острова. Рудик с Бобровым все еще стоят на нем и смотрят нам вслед.

* * *

На второй день плавания и топографической съемки по реке уткнулись в сифон. Но есть еще разветвление ходов примерно на половине пути сюда. Вернулись к нему. Но и здесь потолок скоро сомкнулся с водой. Теперь остается проверить лишь дыры в потолке. Для этого в стене на скальных крючьях придется навешивать площадку.

Но… хватит! И дыры в потолке, и сифоны оставим на будущее. А сейчас — скорее на Землю. В дождливые города. Нужно вовремя остановиться. Еще утром, лишь проснулся, первая мысль была, как прозрение: «Все! Надо возвращаться, пока не поздно, пока не иссякли последние силы, надо возвращаться!»