— У нас с тобой хоть никого нет. А их обоих ждут на Земле. А знаешь, — Толя отжимает за борт мокрые рукавицы. — Володя очень обиделся на тебя, когда ты не пришел к нему на свадьбу. И, кажется, до сих пор не простил этого.
— Знаю. Но у меня тогда не было времени. Пиши: азимут — 270.
— Длина — 24. — гудит из темноты голос Аксенова.
— Ты, наверно, даже и не догадывался об этом, — продолжает Толя, — по часть своей любви к нему она перенесла на тебя, только потому, что вы всегда идете с ним в одной связке. Как-то она мне сказала, что после Володи ты для нее самый близкий человек, что, если бы не было Володи, она бы, наверно, смогла полюбить только тебя.
— Она мне говорила об этом. Я часто встречал ее у Володи. А иногда, когда я долго у него не бывал, она заходила ко мне. Странно, но, как обычно, случалось это в мои самые черные дни, когда мной совсем овладевала хандра. В комнате грязища. Весь стол завален бумагами. Я, одетый, валяюсь на койке. Она молча брала ведро, тряпку и начинала мыть.
— Зачем? — говорил я. — Я сам.
— Чтобы тебе было стыдно.
И от ее укоризненной улыбки сразу становилось легче.
— Мне уже стыдно. — Соскакивал с койки, отбирал тряпку и мыл пол. Тогда она смахивала со стола мусор и спрашивала:
— У тебя еще есть мед?
Она очень любит мед, а он у меня был. Сам я мед не люблю с детства. В первые годы после войны, когда совсем нечего было есть, меня дед кормил одним медом. Он был пасечником. С меда я даже тяжело заболел глазами… После той зимней экспедиции она часто приходила ко мне в больницу. Сестры так и говорили: «Жена пришла». Я так привык к ней, что даже боялся ее приходов…
— Длина — 18 метров, — говорит Аксенов.
— Хорошо… Жалко, конечно. В этом году, наверное, уйдет из экспедиции и Степаныч. Старик действительно сдает.
Чтобы отогреть руки, заталкиваю их на живот под свитер.
* * *
Мы уже потеряли всякое представление о времени, словно оно повисло в пустоте. Часы остановились от сырости. Уже не могу вспомнить, сколько мы дней здесь и какой день следовал за каким.
— Вода на том же уровне, — равнодушно говорит Володя.- Больше тянуть нельзя. Нужно нырять. Дожди стали затяжными. — Это опять Толя. С каждым часом он все настойчивее убеждает нас, что больше ждать нельзя, нужно нырять, пока у нас есть еще какие-то силы.
Но я все еще что-то медлю. Я все еще на что-то надеюсь. И снова впадаем в оцепенелое забытье. Поглубже забираемся в спальники. В них прячемся от холода и от мыслей. Но страшнее всего сырость. С ней ничего нельзя сделать. Она пропитала и спальники. Коченеют руки и ноги.
На нас все чаще обрушиваются приступы убийственной меланхолии. И бороться за жизнь с каждым часом все труднее. С каждым часом все труднее бороться с самим собой. Приходится бороться даже с воспоминаниями. Они обостряют приступы отчаяния.
Вот опять:
— Я слышу голоса, — встрепенулся Аксенов. — Ребята, я слышу голоса и хлюпанье весел.
Мне совсем не хочется говорить, по все-таки заставляю себя разжать застывшие от холода губы:
— Это галлюцинации, Коля. Откуда наши сюда попадут?
— Так ты не слышишь? — падает он духом.
— Нет! Если даже они и рядом, через эту стену нам все равно их не услышать.
— А ты, Володя? Слышишь?
— Нет!
— Значит, действительно, галлюцинации, — Аксенов кутается в спальник.
Но через некоторое время снова поднимает голову.
— Нет,я все-таки слышу голоса. Они ищут нас. Они здесь, за стеной. Слышу голос Рудика. Рудик нас не бросит. Вы и сейчас не слышите?
— Нет.
Он слова замолкает, а я ловлю себя на том, что тоже напряженно вслушиваюсь во тьму.
— Это не галлюцинации. Я слышу, как они стучат в стену. Вы просто глухие. Надо кричать, пока они еще не уплыли. Надо тоже стучать. Дайте мне молоток! У кого молоток?
Я не слышу никакого стука, но машинально протягиваю ему молоток. Он с размаху бьет им в стену.
— Рудик! Мы здесь! Евгений Степанович! Мы здесь.
Эхо тупо мечется над водой. До звона в ушах вслушиваюсь в камни, но ничего не слышу.
— Я, кажется, тоже слышу, — вдруг поддерживает Аксенова Толя. — Они действительно стучат в стену.
Как все хрупко в этом мире, как и сама жизнь. Человек принимает этот дар Божий, ценит его, но… не бережет. Царство Аида. Пропасть. От одного слова содрогнешься. Реальность тяготит. Давят тяжелые мысли. Будет ли еще в твоей жизни та тропа, умытая росой, светлые березовые перелески…
«Лестница в небо», рассказ М.А.Чванова Читаешь и все ощущаешь настолько реально и зримо! Страх и боль, радость и тихая грусть. И такой наплыв эмоций!!!
В тот год мы проводили мероприятия «Аксаковские дни на Борской земле» (в Самарской обл.) Случайно, в Управлении культуры у А.В.Репина увидела книгу Михаила Андреевича Чванова «Вверх по реке времени» .Когда я прочла ее, то поняла, какой бесценный подарок я получила! Какого открыла для себя чудесного, талантливого писателя, теплой и сострадательной души и большого мужества человека!
Спасибо Вам, уважаемый Михаил Андреевич, за ваше бесценные писательские труды, за все благоугодные деяния, во славу и возрождение России нашей.
А что печально для меня, все это я могла бы тогда сказать Вам лично. Но не подошла, смутил мой ранг простого читателя. Но я надеюсь, что эта встреча все же состоится. Пусть Господь хранит вас на всех путях ваших, Михаил Андреевич!
Как случилось, что неисповедимыми путями я пришла к этому писателю? Низкий вам поклон, Михаил, за эту повесть…Читала медленно, растягивая почти осязаемое удовольствие.
Низкий Вам поклон Михаил!
Благодоря Вам мы сейчас ползаем в пещеры быстро, комфортно, а главное безопасно. Был и не раз в Сумгане. Очень интересное описание Ваших трудов в пещере. Когда я рассказываю новичкам как изначально проводились работы по съёмке и освоению пещер, через какие трудности проходили те ребята в шестидесятых, они верят с трудом. Долгих лет счастливой и интересной Вам жизни!
Спасибо