Жидким молотком звенела в мозгу капель. Было чувство, что мы говорим не обо мне, а о совсем другом человеке. Я знал, что говорю не самое главное — не потому, что что-то скрывал, просто уже трудно было ворошить уставшие мысли:
— Не знаю, Толя… Меня самого это угнетает. Но я ничего не могу с собой поделать. Понимаешь, иногда хочется во все горло закричать о том, что говорил Аксенов. Я даже вздрогнул, когда он стал говорить об этом. Словно он читал вслух мои мысли. Может, ко всему этому, что ему стало ясно только вчера, я пришел давно, может, много лет назад. Но почему-то получилось так, что у меня никого нет на Земле. Почему-то получилось так, что я теперь думаю только о всей Земле в целом, а как человек на ней совсем одинок.
— Но почему?
– Подожди. Не перебивай… Понимаешь, может быть, самой большой моей мечтой была совсем простенькая мечта о смолистой бревенчатой избе в березовых перелесках. Там была бы скрипучая дверь. Солнце по утрам лежало бы на желтом полу, пахнущем смолой и полынью. Осенью листья залетали бы прямо в окно… Я могу тебе часами рассказывать об этой не существующей избе. Я отчетливо вижу в ее стенах каждый сучок. Я уходил бы дальние и счастливые дороги – и всегда знал, что в березовых перелесках стоит бревенчатая изба, в которой меня ждет любимая женщина, у которой волосы пахнут пшеничной соломой. Видишь, какая простая мечта. Но в мире есть вещи, которые или совсем исключают все это, или же не дают нам спокойно жить в этих грустных и счастливых избах. Видимо, дело в том, что пока живешь на Земле, многого не понимаешь. И не то, чтобы не понимаешь, а просто не представляешь, что можно жить иначе. Но однажды, — пусть ненадолго, — уйдешь в большую дорогу и посмотришь на Землю как бы со стороны. И как невероятно трудно потом жить на ней. Потому что ты словно прозрел. Наверное, чтобы увидеть всю грязь, в которой погрязло человечество, нужно на какое-то время уходить от Земли. Понимаешь, самое страшное, мне кажется, в том, что все мы на Земле свыклись, стали считать чуть ли на само собой разумеющимися самые гнусные вещи, войну, расизм… Как будто так и должно быть. Потому что так было всегда. И вдруг посмотришь на все это со стороны. И становится жутко.
Ну, взять хотя бы самое простое. Вот мы говорим, что самое прекрасное на свете — дети. Что мы даже живем для них. А ты посмотри, какие игрушки мы им дарим: пистолеты, пушки, танки… И без ума счастливы, любуясь, как твой карапуз из игрушечного, но очень похожего на настоящий, автомата в упор расстреливает прохожих или даже тебя самого. Разве это не страшно? Или взять другое, совсем простое. Хотя бы сторож. Ну и что, сторож? Но если посмотреть на эту профессию несколько иначе: убить целую жизнь только на то, чтобы караулить от себя подобных какие-нибудь кирпичи или доски. Разве это не страшно?
Словом, если ты хоть раз уходил от Земли, вернувшись, ты уже не сможешь быть счастливым в этих сентиментальных избах. И мечешься по Земле, словно с вырванным сердцем, и ищешь успокоения в новой дороге… Наверно, если бы ни мои никудышные, погубленные войной глаза, я стал бы солдатом. И совсем но потому, что мне это правится. Ты не забывай, что я родился в войну. Она — моя повивальная бабка. Я хотел бы — но не могу забыть этого. Многие смогли, и им легче жить, а я не могу. Она сидит во мне. Она отобрала у меня детство. Да она еще не раз аукнется во мне.
— Кстати, что сказали тебе врачи насчет глаз? Ты ведь, кажется, недавно ездил куда-то на консультацию.
— А ничего не сказали. «Пока ничего не можем сделать. Ждите, еще лет на пять ваших глаз хватит, к тому времени, может, кто и будет делать такие операции». Ну ладно об этом. Ну, вот ты, разве не мечешься? Разве у тебя не так? Иначе — что тебя снова и снова тащит сюда, в пещеры? Скажешь: просто любопытство. Ни за что не поверю. Ведь у тебя есть любимое дело — школа, ребятишки. Ведь ты их не бросишь? Нет! Ведь я предлагал тебе перейти совсем к нам в экспедицию.
— Нет, не брошу.,.
Стон. Это Володя во сне. Нет, не во сне, зажег фонарь. Выбрался из палатки. Возвращается назад, больно падает мне на ноги. Будит Аксенова:
Как все хрупко в этом мире, как и сама жизнь. Человек принимает этот дар Божий, ценит его, но… не бережет. Царство Аида. Пропасть. От одного слова содрогнешься. Реальность тяготит. Давят тяжелые мысли. Будет ли еще в твоей жизни та тропа, умытая росой, светлые березовые перелески…
«Лестница в небо», рассказ М.А.Чванова Читаешь и все ощущаешь настолько реально и зримо! Страх и боль, радость и тихая грусть. И такой наплыв эмоций!!!
В тот год мы проводили мероприятия «Аксаковские дни на Борской земле» (в Самарской обл.) Случайно, в Управлении культуры у А.В.Репина увидела книгу Михаила Андреевича Чванова «Вверх по реке времени» .Когда я прочла ее, то поняла, какой бесценный подарок я получила! Какого открыла для себя чудесного, талантливого писателя, теплой и сострадательной души и большого мужества человека!
Спасибо Вам, уважаемый Михаил Андреевич, за ваше бесценные писательские труды, за все благоугодные деяния, во славу и возрождение России нашей.
А что печально для меня, все это я могла бы тогда сказать Вам лично. Но не подошла, смутил мой ранг простого читателя. Но я надеюсь, что эта встреча все же состоится. Пусть Господь хранит вас на всех путях ваших, Михаил Андреевич!
Как случилось, что неисповедимыми путями я пришла к этому писателю? Низкий вам поклон, Михаил, за эту повесть…Читала медленно, растягивая почти осязаемое удовольствие.
Низкий Вам поклон Михаил!
Благодоря Вам мы сейчас ползаем в пещеры быстро, комфортно, а главное безопасно. Был и не раз в Сумгане. Очень интересное описание Ваших трудов в пещере. Когда я рассказываю новичкам как изначально проводились работы по съёмке и освоению пещер, через какие трудности проходили те ребята в шестидесятых, они верят с трудом. Долгих лет счастливой и интересной Вам жизни!
Спасибо