Повесть «Лестница в небо»

Снова пришлось лезть в воду, Поток сбивал с ног, лишал опоры.

К полудню из-за скал выворотили тучи. Своими провисшими краями они цеплялись за береговые скалы, за деревья, вода покрылась чешуйчатой рябыо. Пошел дождь, засверкал но воде, как утиные крылья. Пришло ненастье.

Дожди. Ночью и днем. В сумерках и на рассвете. Дожди, медленные и холодные. Спокойно и беззаботно рассказывающие самим себе о прожитой жизни: а что зря кипеть, теперь уже все равно ничего не изменить, все равно вот-вот придет зима.

Дожди. То забудутся, то заговорят вновь — легче, когда кому-нибудь, пусть даже самому себе, расскажешь свою беду.

Дожди. То забудутся, то заговорят вновь. Кому интересно послушайте,  нет — не  надо,   у   каждого  своя  жизнь. А все-таки послушайте; может, пригодится. Может, над чем-нибудь заставит задуматься.

Напрасно вглядывались в берег — наших машин не было. И я поймал себя па мысли, что рад этому.

— Ребята, а что, если, пока их нет, устроить небольшой праздник? Справить окончание экспедиции, а заодно и мой день рождения, а? Тут через перевал километрах в семи деревенька. Я схожу, а вы пока разберете груз?

— Давай.

Магазин оказался закрытым. Долго искал продавца, долго упрашивал его открыть. Наконец, нагруженный бутылками, пошел назад.

Почти бегом поднялся на последний увал — на нашей поляне стояли машины. И странно: мое настроение стало портиться.

«Ну, ничего, сегодня у нас будет хороший праздник», — пытался успокоить себя. Но чем ниже спускался к лагерю, все больше в меня вселялась тревога. Все снаряжение, вещи и даже палатки были погружены в машины.

— Куда вы собрались?

— Машины пришли.

— Ну и что? Утром тронемся

— Понимаешь, мы решили не терять время, — как бы извиняясь, за всех сказал Володя. — Дожди. Дорога может раскиснуть. Ехать надо. Торопятся ведь все. Пойми.

Холодно как-то и неуютно стало мне.

— Поехали так поехали, — равнодушно сказал я и швырнул рюкзак с бутылками в грузовик. Бутылки зазвенели.

— Я выстирал всю твою одежду, а высохнуть она не ус пела, — подошел Володя. — Возьми мою куртку.

— Ладно, так обойдусь, — отмахнулся я.

Машины постоянно застревали. Колеса с визгом прокручивались и хлестали в лицо жидкой грязью. Лишь под утро выбрались на дорогу. Дул холодный низовой ветер. Тьма была непроницаемой, лишь иногда тускнели по сторонам редкие светлячки первых деревень. Ветер трепал мои мокрые волосы, запрокинув голову с бутылкой к черному небу, я справлял день рождения, в ногах у меня в мокрой соломе спали мои ребята. Я кричал в темноту шальные слова и заботливо укрывал их палаткой. Я все простил им. Как никогда, я был счастлив. И, как никогда, — одинок. Как никогда, мне были дороги эти люди, которые до сегодняшнего дня шли со мной одной дорогой.

Утром я распрощаюсь с ними. Кто знает, может, навсегда. На вокзале мы крепко пожмем друг другу руки и подчеркнуто сухо скажем:

— Ну ладно, бывай! — скрывая под грубоватой мужской улыбкой внезапно нахлынувшую нежность и боль.

* * *

С первым же поездом все уехали, а на мне были две машины с грузом и еще куча мелких, но обязательных дел. Почти игрушечный поезд стучал по узкоколейке. И только теперь я, кажется, по-настоящему понял, что экспедиция окончилась. Я вдруг остался на далеком полустанке один на один с собой.

Очень внимательно, даже с какой-то болезненной ревностью присматривался к жизни маленького лесного поселка. У меня вызывали приступы счастья случайно брошенная девичья улыбка, или даже неожиданно выскочивший из подворотни щенок. Все мне казалось значительным и причастным к какой-то большой тайне. А со стороны я, видимо, был похож на тихопомешанного. Женщины прыскали мне вслед, я низко кланялся старикам; опершись на клюку, они долго и сочувственно смотрели мне в спину.

Не кричать же мне каждому, что я мог никого из них больше не увидеть, мог не увидеть Солнце. Не мог же я кричать каждому, что они живут на Земле, но не знают, что такое Земля, потому что понять это по-настоящему можно лишь тогда, когда хоть ненадолго ее потеряешь.

Но должен же кто-то им об этом, сказать! Должен! Но кто? Кто? Чтобы поняли все до одного.

С тревогой ждал встречи с родным городом. В первый же день могу встретить тебя, потому что путь с вокзала лежит по твоей улице. По крайней мере, увижу твое окно. Я смогу тебе позвонить. Да, я позвоню тебе. Я должен рассказать тебе об этой дороге. Ты не можешь меня не понять.