Повесть «Лестница в небо»

Страшно длинными были последние часы перед отъездом. Все тот же почти игрушечный поезд: узкоколейка, паровозик, несколько деревянных вагончиков.

Наконец тронулся.

Маленький поезд медленно пробирался между гулких хребтов, пронзительно кричал в пустоту, эхо долго звенело  в стылых лесах, останавливался у одиноких лесных изб, у поленниц дров, Деревни встречали петушиным перезвоном, песнями и плясками — был осенний праздник урожая.

Впереди два месяца отдыха, а потом снова будет очень много работы. В глубинах Земли я ни разу и не подумал, что буду делать в эти два свободных месяца.

Я поеду к морю, мне нужно хорошо отдохнуть. Я поеду к морю, я соскучился по нему.

…Можно позвонить прямо с вокзала. Нет, я не готов к встрече. Мне еще во многом надо разобраться. Я поеду к морю. Море вымоет из головы все лишнее, останется одна правда. И тогда я позвоню…

Около одной из лесных изб в вагон вошла сгорбленная — я сразу понял: горем, и сразу почувствовал себя, будто никуда с Земли не уходил, — молчаливая пожилая чета. Оп помог ей подняться на подножку, потом, скрипя протезом, поднялся сам. То и дело выходил в тамбур, подолгу курил, она молча смотрела в угол и ничего там не видела. Вдруг начала рассказывать, ни к кому не обращаясь:

— Вот-вот должен был приехать. Из армии. Письмо уже написал — и вот похоронная.  На границе убили. — Заплакала.

Он вернулся из тамбура, осторожно положил ей на плечо тяжелую шершавую ладонь.

— Не надо, слезами горю не поможешь. Все продадим, если нужно, а привезем его домой. Дома похороним. Хоть один на родине будет лежать.

Маленький поезд надолго останавливался в тиши осыпавшихся от листьев коричневых лесов. Старик выходил в тамбур, курил, потом спускался на землю, скрипя протезом, шел к паровозу и торопил машиниста:

— Ежели можно, то  поскорей. Нам скорей надо. Все узнать. Если можно, то поскорей. Последний сын. Те все в войну не вернулись.

И снова курил в тамбуре. А его жена-старуха, наверно, уже в сотый раз рассказывала попутчицам, что сын вот-вот должен был демобилизоваться, уже письмо прислал, и снова начинала плакать, паровозик громко кричал в осеннюю тишину, над лесами висело необыкновенно голубое и чистое небо, и я вдруг понял, что на Земле в мое отсутствие мало чего изменилось.

Но к морю я все-таки поеду.

* * *

— Друг мой, терпящий бедствие! Когда ты, наконец,   увидишь   Землю,   тебе   покажется, что все твои несчастья окончены. Было бы на самом деле слишком глупо, чтобы Земля, в которой твое спасение, тебя погубила. Но не торопись! Нетерпение может все испортить. Останови лодку, внимательно осмотрись и выбирай. Помни, что девяносто процентов несчастных случаев происходит в момент высадки па землю.

Ален Бомбар, врач, за 65 суток в надувной спасательной шлюпке и без продовольствия переплывший Атлантический океан, чтобы доказать, что у человека, потерпевшего кораблекрушение, есть все шансы выжить до прихода спасательных судов или самому добраться до Земли, если он  не ударится, а панику.

Я еще не видел его, но слышал, как оно гудело, грохотало в темноте где-то совсем рядом за домами, нагнетало на берег сырой и соленый воздух. Бросив вещи в вокзальную камеру хранения, пошел в его сторону.

Сбежал вниз по лестнице: большое, черное и выпуклое, оно закрывало собой весь горизонт, белой стеной обрушилось к моим ногам, с медленным шорохом откатилось назад.

Была ночь. Шторм разогнал по сотам домов тысячи отдыхающих, каменистые пляжи были пусты, никто не мешал нашей встрече. Не могу терпеть скопищ южных курортных городов, но я так давно не был на Земле, я соскучился по людям, я не знаю, чем они теперь живут.

Потом я сидел на перевернутой спасательной шлюпке и дышал его влажным дыханием. Море грохотало вдали у скал и шуршало у моих ног галькой. Неожиданно подумал: «Это тот самый пляж, на котором мы пытались связать свои судьбы». Странно, ведь я хорошо знал, что поеду именно в этот город, но ни разу не вспомнил, что когда-то мы были здесь вместе. И шлюпка лежала на этом же месте, был тоже шторм, только волна меньше. Я поймал волну, и она унесла меня в море, и берег вместе с городскими огнями за ним то лежал подо мной, и я видел тебя на белом днище спасательной шлюпки, освещенную тусклым лучом прожектора, — маленькую, съежившуюся от холода, то глухо проваливался в темную пучину, передо мной вставала черная стена, и я боялся, что больше тебя не увижу.