Совестливейший Владимир Крупин снова мне скажет, что я кощунствую; как я могу упрекать Святейшего Патриарха?! Наверное, он прав, наверное, это идет от моего не очень глубокого религиозного чувства, видимо, я чего-то не понимаю. Но я действительно ничего не могу понять, когда Святейший на встрече с раввинами США говорит откровенно противоречащие Православию вещи. Включаешь телевизор: новый Гришка Отрепьев не где-нибудь, а в Троице-Сергиевой лавре заявляет, что только Бог может отрешить его от власти, и тем самым как бы предупреждает, что всякая попытка отрешения его от власти будет кровава, и Святейший при этом молчит, словно соглашается. Небезызвестный жулик Костя Боровой похваляется, что его дела благословил Святейший. И Иосиф Кобзон торопится известить, что Лужков передал ему благословление Святейшего по поводу женитьбы сына, крупный специалист по русскому мату г. Ростропович, который не столь давно бегал по Белому дому с автоматом, очень уж он тогда рассердился на поднявших голову русских гоев, с благословления Святейшего поиграл в восстанавливаемом Храме Христа Спасителя на виолончели. Или — коли в ответ сыплется звонкая монета — сие уже не кощунство?
А ведь с этого великого акта покаяния, может, началось бы истинное воцерковление народа, а не строились бы внешние пустые оболочки Божьего храма: раньше надо было ходить на партсобрания, а теперь ради моды или — на всякий случай — в церковь сходим.
Не слишком ли некоторые наши иерархи заняты суетным, не превращается ли Московская патриархия в своеобразный отдел идеологии при Президенте Российской Федерации и Московском правительстве, заменившими соответственно ЦК и МГК КПСС? Не подводит ли она нравственный фундамент под безнравственную власть, в том числе и в виде Храма Христа Спасителя, строящегося на деньги тех же людей, которые финансировали расстрел Белого дома?
И лежат под Новгородом и Ржевом, под Юхновым и Малоярославцем, в других лесах и болотах, не только русские кости, но и башкир, и татар, и казахов, и грузин, и армян… Если судить по нынешней демократической логике, башкиры погибали за Башкирию, казахи — за Казахстан, и только русские — за Россию.
Одним из символов Великой Отечественной войны стало имя рядового Александра Матросова. В предсмутную пору родилась легенда, которая, впрочем, вполне доказательная, что Александр Матросов был… башкиром. Некоторые бросились тут же отрицать эту легенду — только потому, что она якобы может оскорбить великий русский народ, если его национальный герой вдруг окажется башкиром.
Меня, например, как русского, это не только не оскорбляет, наоборот, меня это наполняет гордостью, что башкир захотел пойти на фронт и умереть за давно уже нашу общую родину русским солдатом. Как он умирал за нее русским солдатом уже в Отечественную войну 1812 года. Послушайте старинные башкирские песни — чужие войны так не входят в песни и душу народа. И когда недавно башкирские казаки, названные в свое время в поверженной Европе «северными амурами», попытались поставить памятный знак на Бородинском поле, нашлись «очень русские», к тому же «очень хорошо» знающие историю Отечественной войны 1812 года, которые сказали: вы тут ни при чем.
Каждый день телевидение сообщает о новых и новых воинах, — как следствие нашего всеобщего греха, — павших на полях не объявленной Третьей мировой войны.
И получается, что и потому в самое время встал Димитриевский храм. И Димитриевская поминальная суббота получила новый, современный смысл. Может, и потому у меня все получалось?
Как жить дальше?
Я не верю, что в ближайшее время покой придет на нашу землю. И потому, что в год 50-летия Победы мы не похоронили своих павших, и потому, что в пору Нового Смутного времени мы, русские, и не русские, не почувствовали себя единым народом, и потому, что беспрепятственно дали разрушить наше евразийское единство, в результате чего не только в бывшем СССР, а по всему евразийскому континенту льется кровь.
Я не знаю, как буду жить дальше, но мое сердце может прожить без русских М. Горбачева, и Б. Ельцина, без украинца Л. Кравчука, без казаха Н. Назарбаева, без белоруса С. Шушкевича, к сожалению, память не может вообще вычеркнуть их из моей жизни, но мое сердце не может прожить без башкир и татар моей деревни, которые на мое 50-летие подарили мне, «русскому националисту», коня, а русские казаки подарили мне бурку, и в честь меня устроили праздник моей деревни Михайловки. Было бы естественно, если бы первый в районе праздник деревни справили в башкирском, татарском селе, а они справили в русской, почти погибшей деревне. Я не могу прожить без татар деревни Кляшево, рядом с которыми я теперь живу и которые выручают меня во всякой крестьянской нужде и у которых ныне живет подаренный мне конь. Я не могу прожить без киргиза Жолдожа Жамшутова, который, увидев меня, одинокого, на грозном и лавиноопасном памирском перевале, бросил отару и поспешил навстречу: не случилось ли что, а потом повел себе в кош, и мы, словно братья, которые давно не виделись, проговорили с ним всю ночь…
