Мертво село, затерялись следы Чудотворной иконы: по одной версии — украли, а может, она сама покинула сей, отрекшийся от Бога народ?..
Но вот нашелся человек, у которого душа восстала против всеобщего разрушения. Начав с помощи аксаковскому дому, он поставил покаянную часовню на родительском николо-березовском кладбище и только потом приступил к главному. Великую нужно иметь силу духа и в то же время чистую детскую наивность, чтобы решиться на восстановление Никольского храма — не деревянной сельской церквушки, а огромного каменного храма, колокольня которого тянется к небу аж за 50 метров, да еще в мертвом селе, да еще на съедаемом Камой берегу, да еще при противодействии районных властей, по-своему правых: к чему бередить вроде бы уже отболевшие раны оставшихся в живых николо-березовцев, к тому же все равно все уйдет под воду! Казалось, рухнуло все: политический строй, великая страна, нет денег платить зарплату врачам, учителям, даже шахтерам, ан нет — жив сатанинский проект и остались директивными постановления Политбюро ЦК КПСС: вслед за Волгой превратить в сеть болот-морей Каму.
И вот нашелся человек, который решил по-своему противостоять этому: со своими заветными мыслями он пришел почему-то ко мне, у кого нет ни денег, ни власти. И мы, два очень разных, но одинаково наивных человека решили: коли встанет храм — никто не решится затопить его, а заодно спасти и десятки тысяч гектаров плодородных земель, встанет храм — и возродится село, как символ возрождения порушенной России.
Я написал письмо Святейшему: владыка земной, нижайше просим благословления на труд сей… И это письмо, видимо, до него не дошло, что делать, почта у нас ныне ходит худо.
Надо ли говорить, что многие смотрели на нас как на умалишенных.
Исчерпав все возможности пробиться через бюрократические препоны, я пошел к госсекретарю Республики Башкортостан М. А. Аюпову. И неожиданно мы получили поддержку от президента Республики Башкортостан М. Г. Рахимова. Он своим указом поддержал нашу идею создания благотворительного фонда «Никольский храм», и первый взнос в фонд в 5 миллионов (тогда это были еще деньги) был его. Впоследствии он добавил еще 50 миллионов, а когда дело снова зашло в тупик все из-за того же планируемого затопления и постепенного обрушения берега, он собрал оперативное совещание кабинета министров республики прямо на берегу Камы, — а это двести с лишним километров от Уфы, — и сказал:
— Какие затраты ни пришлось бы понести, будем укреплять берег и восстанавливать село. Ибо Николо-Березовка не просто самое древнее русское село в Башкирии, разрушенное насильственно, но и символ единства России.
Мне говорят некоторые, очень русские, как правило, не пожертвовавшие ни на Димитриевский, ни на Никольский храмы ни копейки, что делает это президент в пропагандистских целях, потому как в демократической российской печати подвергается критике за ущемление прав русских в республике. Может быть. Но, если следовать этой логике, можно сказать, что в пропагандистских целях создана и здоровая трудовая обстановка в республике, относительно сытая и мирная жизнь. Если это так, то я за такую пропаганду: по объему вводимого жилья Башкирия занимает второе место в России после Москвы. Демократическую печать почему-то очень беспокоят мир и спокойствие в Башкирии, радоваться бы — а ее это беспокоит. Есть люди, которые суетятся вокруг Татарии и Башкирии с факелами; и поджечь боятся, все норовят, чтобы какой дурак запалил пожар изнутри.
А если вернуться к Никольскому храму, то на сегодняшний день, несмотря на наши просьбы, призывы, мольбы, реально на храм, помимо, разумеется В. Г. Тетерева, выделены деньги только президентом Башкирии. Но дело даже не в 55 миллионах, его указ и личное участие заставили даже самых безнадежных скептиков поверить в реальность нами задуманного. И сопредседателями благотворительного фонда «Никольский храм» стали уроженцы Николо-Березовки, друзья детства русский Р. И. Чумаков и татарин М. Р. Багаутдинов — не по принципу крови, а по принципу единой родины.
Теперь уже в прошлом году, на Николу Зимнего, в Николо-Березовке было 28 градусов мороза при ледяном северном тягуне, но уже около трехсот человек собралось в мертвом селе на праздничную службу отца Владимира в Никольском храме — пока еще без куполов, без крестов, с заколоченными деревянными щитами окнами.
— Смотри, — показал мне на Каму Валерий Григорьевич, смахивая с ресницы то ли лед, то ли слезу.
Я не сразу различил среди торосов в протуберанцах ледяной метели несколько двигающихся темных точек. Через полчаса люди выбрались на берег.
Из Удмуртии, за восемнадцать километров идем, — пояснили они. — Сначала не поверили, что в Свято-Никольском храме снова служба Богу. У нас еще нет движения…
