Впрочем, в Болгарии память о И. С. Аксакове тоже больше официальная, память о нем сохранилось потому, что в свое время его именем были названы города, улицы, села, гимназии. Я с болью следил за вакханалией недавних переименований в Болгарии. Там, казалось, старались откреститься от всего, что бы напоминало о России, — и я был счастлив, убедившись, что эта вакханалия не коснулась имени Аксакова — значит, что-то еще помнят.
За несколько лет до Сербии, влекомый все тем же неясным чувством всеславянского братства, накануне 200-летия со дня рождения С. Т. Аксакова без единого лева и доллара в кармане я прилетел в Софию и 3 Марта, в День освобождения Болгарии от турецкого ига, несмотря на разыгравшуюся в горах метель, поехал к Шипке. Я тайком смахнул слезу, когда у перегородившего нам дорогу шлагбаума офицер ГАИ, — из-за непогоды дорога была закрыта, — после долгого объяснения моей спутницы, кто я и зачем еду на Шипку, подошел ко мне и, отдав честь, сказал: «Я пропущу вас при условии, если сами сядете за руль — впереди, во всех смыслах, русская дорога: сплошной лед». Это было время, когда в отмененной новой властью области не было никакой власти, и никто не знал, состоится ли традиционный праздник. Проваливаясь в снег выше колен, я пошел к легендарному перевалу — и скоро убедился, что через какое-то время вслед за мной к перевалу нашей Общей Памяти идут люди. А потом появилась и снегоуборочная техника — и вверх пошли пожилые и юные, воинские части… А на обратном пути в деревне Шипка в построенном Россией поминальном храме я долго стоял перед образом преподобного Сергия, а рядом был образ Димитрия Солунского, я к нему тоже имел странное влечение, но тогда я еще по-настоящему не знал, кем он был для нас, славян, и что порушенный и восстанавливаемый ныне на родине Ивана Аксакова в селе Надеждине храм — во его имя, словно св. Димитрий заранее знал, кем станет для славян, для России родившийся под сенью этого храма отрок Иван.
Странно, но еще долгое время, когда я уже в меру своих сил помогал восстанавливать храм, у меня почему-то как бы мимо ушей пролетало, во имя кого, задолго до рождения И. С. Аксакова поставлен этот храм, до какого-то времени для меня достаточно было знать, что в нем молился Богу С.Т.Аксаков, что под его сенью родился И. С. Аксаков.
А еще там, в деревне Шипка, около храма мне полутайком показали, — туристов из СССР старались обводить это место стороной, — полузаброшенное кладбище русских офицеров, участников битвы на Щипке. В 1920 году они, уже седыми, полковниками и генералами, ушли с Врангелем из Крыма, унося на плечах и в душах часть России, и завещали похоронить себя здесь, под Шипкой…
И когда храм в Надеждиие уже встал — случайно или не случайно, — опять-таки с В. М. Клыковым и В. И. Беловым я оказался на борту парусного фрегата, идущего из Крыма в Салоники, где хранятся мощи св. Димитрия — через Босфор и Дарданеллы, мимо Галлиполи и Лемноса, где томились после ухода из Крыма русские воины, мимо Святой Горы Афон. Мы плыли с поклонным крестом Международного фонда славянской письменности и культуры равноапостольным Кириллу и Мефодию, и только в этой дороге, ночью, глядя на огни Галлиполи, я, кажется, начинал понимать всю глубину этой незримой нити, которая, казалось, помимо моей воли вела меня последние годы, и не случайно совсем, что великие славянские просветители Кирилл и Мефодий родились в одном городе с великим печальником славян святым великомучеником Димитрием, и, сойдя на древний берег, первое, что я сделал, — мне невтерпеж было ждать знающих дорогу попутчиков, — наугад пошел к храму Димитрия Солунского, где покоятся его нетленные мощи. Это было довольно далеко от порта, но странно: я вышел к храму, нисколько не блуждая, легко и точно, словно когда-то уже бывал здесь, но за давностью лет немного призабыл дорогу.
Надо ли говорить о том чувстве, которое я испытал, стоя под сводами храма, связывая его в мыслях со скромной церковью в селе Надеждине на стыке Европы и Азии. Я купил небольшую икону св. Димитрия себе и два десятка маленьких печатных иконок для прихожан Надеждинского храма. И, пока мы были в Салониках, я еще два раза в одиночку сходил к св. Димитрию. И поразительно: только в этой дороге я, наконец, заглянул в месяцеслов. Точнее попросил рассказать о святом Димитрии плывшего с нами известного ученого-историка Е. Верещагина. Парусник оставлял позади себя Святую Гору, мы сидели с ним высоко над палубой на запасных парусах, и под шелест разговаривающего над нами со снастями ветра он, удивленный, что я не знаю толком, во имя кого храм строю, рассказывал…
