Увы, мы, русские, народ далеко не идеальный. Давайте. найдем, наконец, мужество, признаться себе в этом. В здоровом теле не заводится болезнь, в здоровом телесно и духовно народе не создается такая благоприятная почва для бесовщины. И эта вечная русская распря-междоусобица. Сколько тому примеров: сначала мы разбежались на украинцев, русских и белорусов. И ныне; сошлись трое русских, вроде бы в светлом деле — и вместо дела начинают выяснять между собой отношения и начинают подозревать друг друга. Смешно и горько: порой даже Валентин Григорьевич Распутин подозревается в нерусскости взглядов. И так в любом русском деле. Из-за этой вечной русской распри-междоусобицы воцарился в Кремле Лжедмитрий, пришли к власти большевики, из-за нее же погибло Белое движение. И даже в вынужденной эмиграции, когда общая беда вроде бы должна сплотить, русские в основном выясняли между собой отношения. К тому же русские беженцы оказались совершенно слепы к происходящим в России процессам, глядя на них аристократически свысока со стороны, они не увидели в России новые силы, которые нужно было поддержать ради спасения России, единственные на тот момент реальные силы, поддерживавшие российскую государственность. То есть, они, живя опять-таки во все том же иллюзорном мире, не видели истинной России и, не задумываясь, — ради России! — поддерживали в ней и за ее рубежами самые враждебные для России силы.
И Россию послереволюционную все-таки выразила не эмиграция, и даже не Солженицын, который тоже не избежал искуса быть единственным пророком в отечестве, и не чужда ему была зависть, он, не задумываясь, подхватил грязную сплетню о плагиате Шолохова, потому что в России, по его разумению, не может быть двух великих писателей, хотя истинный русский писатель сердцем бы почувствовал, что сплетня про плагиат была специально придумана. Гордыня и претензия на мессианство погубили большой и мужественный талант, хорошо, если, пусть с опозданием, он осознал грех свой как перед русской литературой, так и перед Родиной. Самое страшное, что он тоже, не задумываясь, стал мстить не столько исковеркавшим его жизнь властям, сколько России, Родине, призывая на нее, как в свое время погрязшие в преступной междоусобице князья призывали татар и литовцев, новых и еще более страшных врагов. В отличие от великого русского мыслителя и патриота И.А. Ильина, который считал: «Беседуя с иностранцами о России, каждый верный русский патриот должен разъяснять им, что Россия есть не случайное нагромождение территорий и племен и не искусственно слаженный «механизм «областей», но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся ОРГАНИЗМ, не подлежащий произвольному расчленению. Этот организм есть географическое единство, части которого связаны хозяйственным взаимопитанием. Этот организм есть духовное, языковое и культурное единство, исторически связавшее русский народ с его национальными… братьями духовным взаимопониманием; он есть государственное и стратегическое единство, доказавшее миру свою волю и свою способность к самообороне: он есть сущий оплот европейски-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия. Расчленение его явилось бы невиданной еще в истории политической авантюрой, гибельные последствия которой человечество понесло бы на долгие годы». А. И. Солженицын же в «Письме вождям России» потребовал именно расчленения России, чего так хотели ее враги и чего они в конце концов, получается, не без его вольного или невольного участия добились. Не сумев перебороть личную обиду и в то же время претендуя на звание великого русского писателя и идейного вождя нации, А. И. Солженицын, выступая перед профсоюзным активом США, чуть ли не заклинал: «А я говорю вам, пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела… Мы просим вас — вмешивайтесь!..» Неужели он не видел, что марксистско-ленинская идея в России, пусть и переименованной в СССР, к тому времени стала постепенно заменяться идеей державной. ГУЛАГ его ожесточил, ослепил, и оказалось, что он тоже не знал России. И последняя его работа «Как обустроить Россию», к сожалению подтверждение тому, хуже того, направлена против евразийства России, ее полифоничности и оскорбительна по духу для многих народов ее.
А выразили Россию все-таки ее крестьянские дети, прежде всего, Василий Иванович Белов и Валентин Григорьевич Распутин. Совсем не случайно, что именно против них организована ныне такая травля, особенно против Валентина Григорьевича Распутина. Боже мой, можно только догадываться, с какой безысходной болью живет этот поистине русский писатель (конечно, не вина, а беда А. И. Солженицына, что он на долгие годы не по своей вине оказался оторванным от России), а мы еще сами, единомышленники его умудряемся поганить им жизнь непременной русской сварой.
Распря в писательском доме. Что может быть гнуснее?! Когда в беде страна, народ! Конечно, нужно различать войну между писателями и неписателями, а на самом деле сворой наглых и трусливых шакалов, бесталанных имитаторов литературы, приспосабливающихся и даже опережающих мысли любой власти. Но порой и настоящие писатели вливаются в стаю и подают голос, чтобы сокрушить своего собрата. И большой писатель Виктор Петрович Астафьев иногда, не разобравшись с похмелья, демократически гавкнет на всю страну на своего и без того забитого собрата-фронтовика, а шакальей стае только того и надо, она как бы получает нравственный мандат на травлю.
