Время Концов и Начал
Все мои предки крестьянствовали, даже уже после того, как во второй половине XVIII века откуда-то из Центральной России были проданы на южно-уральские горные заводы в качестве приписных работных людей — так мы не по своей воле оказались не только на стыке Европы и Азии, не только на стыке двух великих культур, но и на стыке двух гигантских планетарных континентальных плит, одна из которых, надвигаясь на другую, и образовала Уральские горы. До второй половины XX века Уральские горы считались старыми, уже одряхлевшими, а на самом деле они молодые, по сути, еще не «вылупились», лишь приподняли собой древние морские отложения и растут по сей день, может, формируя не только новое лицо планеты, но и не простой уральский человеческий характер. Не знаю, почему, но с раннего детства я мечтал стать геологом, хотя мечта моя была изначально неосуществима, потому как я был типичным подранком Великой Отечественной войны, которая для остального мира была частью Второй мировой, историки, анализируя причины ее, упорно обходят стороной факт, что она разразилась не только по политическим причинам и шизоидо-амбициозным замыслам властителей, случайно оказавшихся у руля государства. Я родился в 1944-м, в семье инвалида-фронтовика, чудом или Промыслом Божьим вернувшегося домой в числе тех легендарных 3 процентов призыва страшного 41-го года.
Да, мечта моя была несбыточна, потому что в результате военно-тылового рахита и золотухи (тогда я еще не знал, что и уральской ядерной катастрофы 29 сентября 1957 года, до Чернобыля крупнейшей в истории человечества радиационной техногенной аварии, это было глубокой государственной тайной, потому как при социализме ничто не могло взрываться, кроме как по воле ЦК КПСС), к 16 годам я имел никудывшное зрение, скособоченную фигуру — а в человеке действительно все должно быть прекрасным, только я разве в этом виноват?! — и туберкулезный очаг в легких, не говоря о прочих, в тот момент не столь серьезных болячках, они скажутся позже. Потому вместо геологического я поступил на филологический, но мечта подспудно жила во мне, а еще был, видимо, доставшийся от предков не простой уральский характер, от которого я страдаю по сей день. Рядом с моей родной русско-башкирско-татарской деревней была небольшая пещера-провал, и, кажется, в пятом классе, по моей просьбе меня, закрывшего глаза от страха, друзья-товарищи на веревке спустили туда, и вот, уже на третьем курсе филологическуого факультета я стал одним из руководителей спелеологической экспедицию географического факультета, в которой проработал 6 сезонов, и за первоисследование крупнейшей пещерной системы Урала, пропасти Кутук-Сумган, (год спустя экспедиция МГУ в эту пропасть закончится трагически: двое погибших) министерством геологии СССР в 21 год был награжден почетным знаком «Отличник разведки недр», и моя первая повесть, «Лестница в небо», была посвящена не столько спелеологам, сколько проблемам мирозданья: уже тогда ее герои, может, наивно, ставили вопросы о судьбах земной цивилизации и даже всей Вселенной. После пещер меня почему-то непреодолимо потянуло на вулканы: я был на ребре кратера высочайшего вулкана Евразии, Ключевской сопки, во время ее извержения. Трудно передать это чувство, когда почти на 5-километровой высоте над расстилающейся внизу на десятки километров выжженной вулканами космической пустыней, а за ней океаном в этакой громадной рваной кастрюле диаметром примерно в полтора километра и глубиной метров в 300 клокочет и булькает расплавленная каменная каша, то и дело норовя смертельно добрызгнуть до тебя. И все это напряженно гудит, стонет, содрогается, и ноги не чувствуют под собой твердой опоры, и невольно опускаешься на четвереньки. От этого чувства я не мог освободиться несколько лет, если вообще освободился. Это не чувство страха или даже ужаса. Это даже не то и другое вместе, а чувство твоей абсолютной беспомощности перед неведомыми силами Вселенной, у которой свои планы, в которых ты, скорее всего, как песчинка, вообще не учтен, а может, не учтено и все человечество. Я был на ребре, одного из самых свирепых вулканов мира — Безымянного, столетия считавшегося потухшим и вдруг 30 марта 1955 года заявившим о себе катастрофическим взрывом, уничтожившим верхнюю часть вулкана, понизив его метров на 200, образовав открытый на восток кратер с поперечником около 1,5 километра. Тяжелая пепловая туча поднялась на высоту до 35 километров. Под углом в 35 — 40 градусов к горизонту на расстояние до 20 километров была брошена масса раскаленного камня и пепла, засыпавших ущелье реки, которую после этого назвали Сухой Хапицой, и ее притоков и выровнявших местность у восточного подножья вулкана, из жерла которого одна за другой вырывались и рассыпались на восток палящие тучи, уничтожая все живое. Горячий материал, выпав на слой снега в 1,5-2 метра, привел к бурному таянию. Промчавшись свыше 80 километров, потоки грязи достигли реки Камчатки, повысив ее уровень и сделав ее воду непригодной для питья. К счастью, это произошло в совершенно безлюдной местности. Коряки, аборигены здешних мест, не знавшие письменности, устно из поколения в поколения передавали запрет селиться здесь, а славная нынешняя цивилизация, слава Богу, сюда к тому времени еще не добралась.
