Рассказ «Учитель черчения»

— Да, — одеваясь, замялся геолог-нефтяник, — он еще утверждает, что на основании теории единого поля он нашел ключи к управлению гравитацией. И даже показал мне схему гравитолета и объяснил принцип его работы. Это, конечно, ни в какие рамки не лезет, но в то же время убедительно…

Какие там рамки! Это уже не лезло ни в какие ворота, так как было признаком явного помешательства, и я, не пытаясь скрыть раздражение, усмехнулся и демонстративно посмотрел на часы.

Окончательно разочарованный во мне и оскорбленный в своих лучших чувствах, геолог-нефтяник ушел, а я с досадой покрутил потрепанные тетради, явно полные сумасшедшего бреда, и, взяв за уголки, стараясь особенно не прикасаться к ним, осторожно положил наверх книжного стеллажа.

Я позвонил раз, другой по оставленному мне телефону, но телефон молчал. Получилось так, что вскоре мне подвернулась путевка в подмосковный Дом творчества писателей. Только что приехавший оттуда приятель передал мне привет от астрофизика… по причинам, которые вам далее будут понятны, назовем его условно, как это было принято у писателей девятнадцатого века, N. Он из года в год в это время, в феврале-марте, ходит там на лыжах — осточертевшие друг другу за год ученые любят провести отпуск среди восторженно-дилетантской писательской братии, относящейся к науке как к таинственной святыне. Предвидя встречу с ним и убедившись, что чемодан мой не так уж тяжел, я бросил в него и тетради неизвестного мне учителя черчения: скорее ради юмора, но и — а вдруг…

Отмеченному всевозможными отечественными и зарубежными премиями и титулами и в прямой пропорциональной зависимости от этого едкому и даже снисходительно-циничному академику я дал прекрасный повод поиздеваться над собой.

— Извини, — усмехнулся он, — но я был о тебе лучшего мнения. Я и зауважал-то тебя за то, что ты, кажется, единственный, кто не лез ко мне с расспросами о «летающих тарелках»… Наверное, ехал и волновался — вот сейчас! Ну, удивил ты меня! Теория единого поля и управление гравитацией, говоришь? — Он уже откровенно издевался надо мной. — А знаешь ли ты, что если еще четверть века назад половина «математических» и «физических» шизофреников была помешана на вечном двигателе — сейчас они составляют лишь процентов десять от общего количества «гениев», — то теперь они, как правило, свихиваются на этой пресловутой теории единого поля и гравитации? И чем меньше школьных классов за спиной, тем больше претензий. Эх вы, лирики! Небось млел от предвкушения открытия второго Леонардо да Винчи или хотя бы Эйнштейна? Да знаешь ли ты, что у нас в Академии наук специально сидит человек на зарплате, девица такая, аппетитная, которая только и делает, что, не читая, отвечает на все эти «проекты века». Ты мне еще о «летающих тарелках» начни толковать. Что это вдруг с тобой?..

— Ну, может быть, все-таки посмотрите?..

— И смотреть не буду. Потому как заранее знаю, что там написано. Извини, но, чтобы убедиться, что это бред, совсем не обязательно было везти мне.

И я, можно сказать, пристыженный, больше даже не напоминал ему о злополучных тетрадях.

Когда через полмесяца я уезжал, астрофизик N. пришел меня проводить. Собирая вещи, в одном из ящиков письменного стола я наткнулся на тетради с «теорией единого поля».

— Ну-ка, ну-ка! — едко-снисходительно взял он в руки верхнюю из тетрадей. — Небось до сих пор на меня дуешься?

Укладывая чемодан, я предпочел промолчать, а потом уже совсем забыл о тетради, в которую уткнулся академик.

— Черт знает что! — досадливо сказал он, и я не сразу понял, о чем он. — Какой-то бред, помноженный на шарлатанство! Исходные, несколько промежуточных данных — и правильный ответ. А каким путем он получен — непонятно. Ясно, что ответы где-то списаны. Но где он мог их взять, их можно найти только в узкоспециальных справочниках.

— Ну и что? — не понял я.

— Тут, как в школьной тетради по арифметике: два плюс два — четыре, — щелкнул пальцем по тетради академик N. — Но, чтобы получить эти «четыре», одной только вот этой задачи, нужно исписать высококвалифицированному математику, по крайней мере такому, как я, с десяток подобных тетрадок, да и то с помощью электронно-вычислительной машины. А у него — всего лишь несколько промежуточных операций. Ничего не могу понять. Какой-то бред!.. А эти задачи вообще до сих пор не решены…

Внизу под окном уже стоял автобус, который мог уйти на станцию без меня, и мы обнялись, забыв о тетрадях: кто знает, встретимся ли вновь.

Вернувшись домой, я снова позвонил учителю черчения: тетради мне уже поднадоели, а выкинуть — потом греха не оберешься. Было у меня так однажды с графоманскими стихами. К моей радости, трубку взял он сам.

— Как они к вам попали? — скорее не удивился, а испугался учитель черчения. — Я сейчас же приду! — даже не поинтересовавшись, удобно ли сейчас, есть ли у меня время, сказал он и бросил трубку.