Еще одна посадка — на базе Черпулай, о которой Сомов так много слышал от Юсупова: ведь отсюда они планировали дальше идти пешком. Сомов и раньше знал, что это маленький поселок, но все-таки не ожидал, что он окажется таким маленьким — всего несколько небрежных даже не изб, а сараев и палаток, разбросанных по низкорослой тайге далеко друг от друга по берегу голубого-голубого озера. Веселая, белая от пены речка скакала из этого озера в другое. Удивительная получилась картина: ослепительная голубизна озер, чуть выше — золотой полосой — лиственничная тайга, еще выше — столь же ослепительные, настораживающие душу снежные горные вершины. И снова голубизна — только уже неба.
— Что поздно, однако? — спросил один из подошедших к вертолету мужчин. Он узнал Юсупова и долго тряс ему руку. Сомов с, любопытством рассматривал его.— Дальше в верховьях уже и внизу снег. Ныне шибко ранняя зима будет.
Юсупов был по-детски рад, что его здесь помнят, передавал приветы другим своим знакомым, очень сожалел, что вертолет даже на десяток минут не может задержаться, кричал сквозь рев винтов, что непременно зайдет сюда на обратном пути.
— А как Елена Ивановна? — вспомнил он перед самым взлетом. — Что-то ее не видно. Она что, уехала? Обычно она выходила к каждому вертолету.
— Нет, у нас живет. Однако, не знаю почему, не пришла. Заболела, может? Последнее время много болеет.
Взлетели.
— Я тебе рассказывал о ней, — кричал на ухо Сомову возбужденный Юсупов. — Фельдшер. Уже шесть лет в Черпулае. Жена того геолога, застреленного каюром. Еще в позапрошлом году собиралась уехать. А вот, оказывается, еще здесь. Что ее держит?
Внизу лежала золотая тайга, они шли от нее к перевалу, к снежным вершинам. На душе от этого было неспокойно. Сомов смотрел вниз, на студеные скалы, казалось, отсюда он чувствовал их калящий холод, думал об этой женщине: «Что, действительно, держит ее здесь? Могила мужа?.. Наоборот бы, бежать отсюда…»
Это случилось пять лет назад. Ее муж работал в здешних местах начальником геологической партии, она устроилась на базе оленеводческого колхоза — в этом самом Черпулае — фельдшером, чтобы быть рядом. Муж ушел в очередной маршрут: с ним двое рабочих и каюр из Черпулая.
День шли, встали лагерем. За ужином начальник разлил всем немного спирта: «За начало дороги. Сегодня хорошо поработали».
— Однако, налей мне еще немного спирта, — когда выпили, попросил каюр.
— Хватит, — сказал начальник, пряча флягу. — Дорога длинная, весь спирт наш. Пройдем завтра столько — снова немного спирт будем пить. А сразу много нельзя. Завтра не встанем.
— Я хочу спирта, — упрямо повторил каюр.
— Даст завтра тангра хороший день, даст и спирт. Спать будем, — снисходительно ответил начальник.
Каюр, вроде бы смирившись, отошел в сторону, никто не видел, когда он незаметно взял карабин. Застрелив всех троих, он четыре дня без просыпу пил спирт, потом вернулся обратно в Черпулай:
— Однако, я начальника стрелял. Всех троих стрелял. Больно спирт было охота, а начальник не давал…
Она так и осталась на базе. Каждый год собиралась уехать, но вот так и не уехала. По мере сил и возможностей лечит эвенов, делит с ними одна, русская, суровую полукочевую жизнь…
— Ты никогда не спрашивал, что ее держит здесь? — нагнулся к уху Юсупова Сомов.
— Спрашивал.
— Ну и что?
— Пожала плечами: «Сама не знаю».
Оставили военкома на берегу Охоты километрах в двадцати от Черпулая. Николай заберет его с призывником на обратном пути. Снега все больше и больше, они теперь уже не только на вершинах, но и на перевалах. На реках местами наледи. И без того бедная тайга с каждой минутой становилась еще беднее, и Сомов снова начинал подумывать, не зря ли он сюда полетел. А раз уж полетел, то нужно было остаться в Черпулае, подождать там Юсупова.
Горы становились все выше и студенее. Стало холодно даже в вертолете, Сомову пришлось достать из рюкзака пуховую альпинистскую куртку.
Во втором стаде высадили поисковую группу. Здесь уже была почти совсем зима. Николай Дьяков, поеживаясь и притопывая — он был в моднецких туфлях, — повернулся к Сомову:
— Может, все-таки передумаешь?
И Сомов уже впрямь был готов передумать, но сказал:
— Да нет уж, раз собрался. А почему ты унты с собой не берешь?
— А зачем? Часа через два с половиной дома буду.
— И НЗ никакого не берете?
— Нет.
— И не положено? — удивился Сомов.