Через неделю Его в очередной раз отправили на разгрузку вагонов. Всё, творившееся в лагере, порой казалось Ему жутким сном, фантастическим вымыслом взбесившегося не столь давно изобретенного землянами сначала чисто механического, а потом уже с зачатками умственной деятельности, робота, и этот примитивный искусственный ум они назовут компьютером. Робот они первоначально придумали как забавную детскую игрушку, правда, мечтая в так называемой научно-фантастической литературе, что в скором будущем при усовершенствовании роботы можно будет использовать для выполнения монотонного физического труда, освобождая тем самым от него землянина, чтобы у того было время для чего-то возвышенного, не подозревая того, что тем самым подготовили замену себе на Земле. Земляне не подозревают, что роботы-компьютеры, которых они постоянно совершенствуют и от успехов в этом деле, названном ими научно-техническим прогрессом, испытывают необыкновенную гордость, со временем приобретут, — и земляне первоначально не заметят когда это произойдет, а когда заметят, будет уже поздно, — способность собственного мышления и выйдут из под контроля землян и даже могут уничтожить их, как существ теперь не просто лишних на Земле, но и опасных для Земли, не подчиняющихся в своих поступках никакой логике и могущих в силу своей безнравственности привести Землю к планетной катастрофе. Иначе говоря, они в результате революционного переворота, технику которого позаимствуют у землян, могут создать на Земле цивилизацию роботов, уничтожив цивилизацию землян, даже не из рациональной жестокости, а из своего рода милосердия по отношению к обезображенной, отравленной землянами планете. Ну, может, не сразу уничтожив всех землян поголовно, а на какое-то время оставив часть их в качестве своего рода чернорабочих, для выполнения каких-то специфических работ, по каким-то причинам, может, моральным, неудобных для роботов. То есть, может, создадут для землян концлагеря подобные тому, в котором он сейчас находился.
А может, этот лагерь — уже один из лагерей, созданных взбесившимися роботами? Иначе, чем объяснить жуткую, совсем не человеческую логику поведения руководства лагеря? Кто или что стоит за ним? Может быть, роботы?
Но ведь если это так, или это случится в будущем, на достигнутой победе над землянами роботы-компьютеры не остановятся, их технологический мозг, возникший из пустоты, создан на принципах человеческого мозга и изначально заражен моралью землян. И роботы-компьютеры рано или поздно, подобно родившим их землянам, начнут строить своего рода Вавилонскую башню, то есть попытаются взять небо штурмом и поставить себя на место Всевышнего. И простым всемирным потопом их не остановишь…
Первое время Он постоянно ловил себя на том, что он, словно паутину с лица, пытается стряхнуть жуткую лагерную действительность, но, оказывается, со временем почти ко всему можно привыкнуть, только вот к разгрузке вагонов с вновь прибывшими Он привыкнуть никак не мог.
Зрелище это было жуткое. Железнодорожный состав загоняется в тупик, огороженный колючей проволокой, открывается первый вагон, и начинается сортировка обезумевших от неведения и страшного предчувствия землян, чаще всего только вчера вырванных из привычного быта родных домов и квартир, насколько можно назвать привычным голодный и тревожный, разоренный войной быт в захваченной оккупантами стране. Итак, отодвигается тяжелая вагонная дверь, и к растерянному ужасу привезенных, которых обманывали, что их просто на время вывозят из города, находящегося в прифронтовой зоне, на них свирепо набрасываются не охранники в эсэсовской форме, а не просто равнодушные к твоей растерянности, а даже как бы радующиеся ей, серые люди тени в полосатой тюремной одежде, о которых они до сих пор слышали как о страдальцах-мучениках. Все они были хоть и разного возраста, но как бы на одно лицо, словно выведенные инкубатором, или словно роботы, на которых натянули человеческую кожу, напрасно приехавшие пытались что–нибудь прочесть на их лицах, но вместо лиц были серые равнодушные маски, только глаза горели каким-то блуждающим, лихорадочным, но в то же время злорадным блеском.
Сортировка – хлопотливое, морально и физически нелегкое дело, потому лагерная администрация и перевалила ее на заключенных, а сама, как правило, только наблюдает за ней. Дело это действительно тяжелое, поэтому на сортировку отбирают физически крепких людей, насколько об этом можно говорить в концлагере, и, как правило, вызывают добровольцев. И, как правило, от добровольцев не бывает отбою, вот потом из них и выбирают наиболее крепких. Потому как работа эта под силу не каждому: в одну машину — стариков, больных, калеченых — они сразу прямиком пойдут в газовую камеру; многие из них уже не могут самостоятельно передвигаться, а не то чтобы спуститься из вагона и подняться в грузовик; поэтому их приходится из вагона брать на руки, нести и подсаживать в грузовик, и делать это нужно как можно деликатней, иначе они могут понять, что их ждет и тем самым испортить всю разгрузку. Уже бывало так: начнет кричать кто-нибудь один, что их привезли убивать, и поднимается весь вагон, а за ним весь состав, и приходится вмешиваться охране, пускать в ход автоматы. В другую машину — кто уже не способен на тяжелую работу, чья судьба уже тоже предрешена, но в целях рентабельности и равномерной загруженности газовых камер, они какое-то время еще будут использованы на легких работах. И наконец, в третью, кто, прежде чем попасть в газовую камеру или печь, будет на износ работать в каменоломне или вот так же на разгрузке.
