Михаил Чванов

Книга Бытия. Глава  Странник

Так тяжело им жилось!.. Так тяжело!

Но вот пришел день, когда Кормщик Корабля, — свою духовную общину он называл кораблем, — сказал:

— Через десять дней — вознесение… Бог забирает нас с этой проклятой Земли, где несправедливо все… Пришел счастливый день… Было мне откровение…

Свою общину в свое время он назвал Кораблем по аналогии с коммунистами, которые, убив Царя, захватили власть в России, и, мечтая захватить ее на всей планете, начали строить рай без Бога на Земле первоначально в одной единственной стране, для эксперимента, вроде глины, взяв русский народ. И кормщиком сначала у них был Бланк, который скрывался под фамилией Ленин, хотя на самом деле кормщиком был некто Бронштейн, который скрывался под фамилией Троцкий, а имени главного, тайного кормщика, наверное, не знали даже они. Теперь кормщиком был Сталин, который на самом деле был осетином Джугашвили, но так как он родился в Грузии, грузины присвоили его себе. Его, как и Ленина-Бланка, назвали – Великий Кормчим, он утверждал, что продолжает дело Ленина и приказал везде развесить его портреты вместо икон, но почему-то расстрелял или сгноил  в лагерях почти всех верных ленинцев, но простому народу от этого не стало легче…

Долго Кормщик ждал этого часа, вот наконец сверху позвали, правда неясно как-то, как бы приснилось, почудилось от долгого ожидания. Но терпеть было больше невозможно, нет, — он точно слышал голос, может, только беззвучный. И Кормщик объявил, что долгожданный час определен, для сборов и завершения земных дел дается семь дней.

В деревне началось смятение. Столько лет ждали этого дня, никаких сил уже не было ждать, все чаще спрашивали кормщика, когда он наступит, а тут вдруг,- всего через семь дней… И смятение, и страх напали на деревню, как перед бедой, как перед войной, хотя вроде надо бы радоваться: ведь впереди, наконец, было долгожданное счастье. Так нет, вдруг захотелось отсрочки. Ну, хотя бы через полгода! Ну, хотя бы через месяц!..

И так горько и тяжело вдруг стало расставаться с этой проклятой Землей, на которую неизвестно за какие грехи их поселили, с домом, пусть с плохоньким, но своим, с коровой-спасительницей, обложенной коммунистами, строящими рай на земле, десятерным налогом, с тихой речкой, с березовым лесом за ней. С людьми, что оставались здесь, что отказались покинуть Землю. Еще труднее им будет на ней. И потому, что не выдали тех, кто вот таким неожиданным для коммунистов образом решился бежать из общества всеобщего благоденствия; и потому, что теперь еще меньше будет на Земле добрых людей, и соответственно больше плохих.

А, может быть, остаться тайком от других? Но как жить дальше? Сил нет больше. Тем более, что нет пути назад: рано или поздно вызнает кто или проговорится — а за несовершенные грехи особые судебные тройки судили страшнее, чем за совершенные. Некоторые специально совершали какое-нибудь незначительное преступление, например, какое-нибудь маленькое воровство, чтобы попасть по обычный суд, а не страшную тройку.

— А как мы вознесемся? — растерянно спрашивали мужики и бабы кормщика. — Как это будет? Что-то будет вроде самолета или воздушного шара?

— Мы все взойдем вон на ту самую высокую гору, мы теперь назовем ее Вознесенской, — каждому терпеливо объяснял Кормщик.- Бог увидит нас и заберет: мы вознесемся как птицы, как весенние жаворонки с ликующей в небесах песней, что снова вернулись на родину.

— А если не вознесемся? — сомневались некоторые.

— Как это не вознесемся?! — Кормщика в таких случаях трясло от возмущения. Он всегда выходил из себя, когда кто-нибудь проявлял сомнение. В такие минуты он, не подозревая об том, чем-то походил на Великого Кормчего: — Нет ничего хуже полуверы, верить нужно до конца. Еще Христос сказал: «Все дело в вере!»

— А что делать с нашим скудным скарбом, нажитым кровью и потом? Со скотом? — спрашивали его тогда.

— В последний день раздайте соседям, родственникам, чтобы имя было хоть немного легче оставаться здесь, чтобы они помянули нас добрым словом.

— А может, продать? — снова сомневались они. – Какие-никакие деньги…

— Но как вы не можете понять, что там не существует денег! — возмущался кормщик. — Нельзя осквернять себя никаким земным  грузом, тем более, греховодными деньгами, от которых на Земле все беды.

Но тайком все-таки продавали — кто знает, что там, может, деньги тоже в ходу, в конце концов — можно выбросить.

И вдруг почти все поняли, что улетать с Земли — не хочется! Как ни тяжело на ней жить, как ни безрадостно… Как ни безысходно…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top