Михаил Чванов

Рассказ «Сыпались листья»

Когда смотришь на солдатские эшелоны, становится очень грустно.                                                                                                          Уго Пирро

Шли маневры. После оглушительного марша танки вот уже несколько суток тупо дремали в березовой роще меж двух маленьких, затерявшихся в тихих полях деревенек.

Была осень. Печально светились последние дни сентября, и роща на закате томилась застенчивым торжественным светом. Поля были убраны, над деревеньками тянулись к югу журавлиные клинья, в золотой стерне грустно трубили им вслед разжиревшие гуси, и сумятный ветер метался по сыплющим желтым дождем перелескам, до снега торопился обтрясти их.

От деревеньки к деревеньке по ту сторону речки вилась проселочная дорога, иногда она пряталась в лощинах или за одинокими, сгорбленными временем и ветрами ветлами и снова выскакивала на желтые пригорки. Было тихо, светло в уютно на уставшей за год земле.

По дороге изредка тянулись телеги с соломой да раз в день неслышно пылил старенький почтовый грузовик. Пешком же ходили тропой по эту сторону речки, совсем рядом с березовой рощей, в которой теперь затаились угрюмые танки, бог весть откуда нагрянувшие ветреной ночью, и деревеньки от этого тревожного соседства стали еще тише.

Только у мальчишек был праздник. Неожиданно привалило счастье, да такое, что и во сне не всегда приснится: в березовой роще, которую они знали до самого последнего кустика, прятались танки, самые настоящие танки! Мальчишки из меньшей деревеньки в школу бегали в деревеньку, что побольше. И из дому они выходили теперь совсем рано, чтобы перед уроками успеть поторчать около рощи, которая вдруг стала недоступной и потому вдвое таинственней. Но неразговорчивые часовые и близко не подпускали к ней. Мальчишки собирались в кучу и, восторженно перешептываясь, глазели издалека на замаскированные молодыми березками боевые машины. В полдень они бежали обратно и теперь были готовы торчать около рощи до ночи, пока не приходил с хворостиной кто-нибудь из родителей. Или, грозно насупившись, с автоматным ножом на поясе, к мальчишкам начинал спускаться усатый старшина Довгулов, и они, подхватив портфели и ранцы, обращались в молчаливое бегство.

Торопливо проходили женщины с хозяйственными сумками — в магазин. Боязливо косясь, семенили старушки. Обиженно-независимо шли мужчины и старики. В первый же день многие из них, особенно же ежели кто навеселе, после работы чинно потянулись к роще: побалагурить с солдатами, помусолить с ними махорку. Ведь почти все бывшие солдаты или даже фронтовики, а некоторые и танкисты, а танкисту с танкистом всегда есть о чем поговорить: броня, она, конечно, крепка, но недаром в последнюю войну танки с их отчаянными экипажами называли братскими могилами четверых. К тому же у многих сейчас сыновья в солдатах. Но снисходительно-неприступные часовые еще издалека сурово и равнодушно гасили эти душевные солдатские и отцовские чувства, отчего в сердцах зарождалась обида. И может быть, поэтому, а может, просто по случаю окончания уборки мужики чаще стали заглядывать в сельповскую лавку, потом собирались кучками на чьих-нибудь бревнах, вспоминали войну, много вздыхали, снова покопавшись в тайниках пиджаков и брюк, посылали ходатаев в лавку, а вернувшись домой, отыскивали в сундуках свои солдатские награды, старые фотографии не вернувшихся с войны сыновей, братьев. Насупившись, молча сидели над ними или пьяно и горько бурчали под нос: «Что они, сопляки, понимают?!» — имея в виду, видимо, часовых у рощи, а потом и своих, семейных, которые проявляли недовольство, что они пришли домой навеселе. Другие плакали, третьи принимались бить жен, припомнив им, видимо, какие-то старые, давно прощенные, но вдруг вспыхнувшие вновь обиды.

А вечером, уже в сумерках, в сторону меньшей деревеньки проходил нарядный тракторист с баяном. Обратно он возвращался обычно только перед рассветом и будил неуютно спавших под осенними березами солдат залихватским перебором клавиш. Проходя мимо рощи, он неизменно начинал драть «Трех танкистов». На холодную броню сыпались вспугнутые листья, солдаты со сна хмуро ругались, грозили хорошенько отдуть счастливого тракториста, но даже этого не могли сделать, так как не имели права выйти за линию часовых.

Но как-то командир первого взвода, лейтенант Горохов подкараулил тракториста.

— Слушай, парень, — сказал он дружелюбно, они были почти ровесники, — счастье из тебя так и прет. Это хорошо. Но не буди ночью, не зли зря моих ребят. Не трави, ради тебя же прошу. Иначе они тебе как-нибудь шею свернут.

Тракторист независимо усмехнулся, небрежным поворотом плеча сбросил руку Горохова и, вызывающе громко раздирая мехи, пошел своей дорогой.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top