Михаил Чванов

Рассказ «Сыпались листья»

— Мне нужно с вами поговорить, — глухо сказал Горохов.

Синяя боль ширилась в ее глазах. Горохов чувствовал, что тонет в этой боли, и в нем тоже волной нарастала какая-то боль. И нежность.

Она поняла, что вот наступила та минута, с которой начнет рушиться ее детство. До этого она считала себя взрослой, она давно считала себя взрослой, а тут вдруг поняла, что вот только сейчас кончается ее детство. Она знала, что нужно сказать «нет», только и только «нет», и как можно скорей, но почему-то не могла и но хотела противиться судьбе.

— Я опаздываю на урок, — сказала растерянно.

— А вечером?.. К речке. Я не могу отойти далеко от рощи… Я не могу прийти в деревню, поймите меня правильно. Придете?.. Хоть на несколько минут?

— Зачем? — Она снова поймала его глаза своими полными синей боли глазами.

— Мне нужно с вами поговорить. Мне нужно кое-что у вас спросить.

— Что?.. Что спросить?.. О чем спросить?..

— Ну… Ну… — Горохов растерялся. Он и сам не знал, о чем он хотел и сможет спросить. — Ну придите, я вас очень прошу.

— У меня сегодня нет времени.

— Его у вас не будет и завтра. К тому же завтра меня здесь уже может не быть.

Ничего не ответив, девушка обошла его. Потом побежала.

— В десять! — крикнул вслед Горохов.

День прошел в мучительном ожидании вечера, хотя Горохов знал, что она не придет. Горохов старался объяснить себе, зачем придумал эту глупость со свиданием. Ведь действительно, может быть, уже завтра, а то и раньше его здесь не будет. Зачем же он придумал это нелепое свидание? Что он скажет ей?

Он знал, что не смог бы сказать ей ни одного из тех банальных дежурных комплиментов, которые без зазрения совести говорил не однажды девушкам, если они хоть чуть-чуть ему нравились, там, в большом городе, где он учился в танковом училище. Он сейчас подумал об этом со страхом. Это было бы кощунством и по отношению к ней, и по отношению к самому себе.

Никакого смысла в этом свидании не было. Трезвым умом Горохов понимал это. Но почему так щемит сердце? Почему только от одной мысли, что она не придет, он готов поверить, что именно ее искал все эти годы?

Горохов видел, как она возвращалась из школы. Прошла очень быстро, прижав к груди тетради, ни разу не посмотрела в сторону рощи. И Горохову стало жарко от вдруг пронзившей его тело нежности и вины перед ней. Ему хотелось броситься вслед и успокоить ее, чтобы она не мучилась, объяснить, что она неправильно его поняла, что не такой уж он плохой. Почему-то ему было не все равно, что она будет о нем думать, даже если уже через час его здесь не будет.

Наконец стало темнеть. Горохов старался меньше попадать на глаза старшим офицерам. Конечно же, она не придет, он хорошо знал это, но все равно ждал десяти; в далеких полях сонно стрекотали тракторы, и палые листья печально шуршали под сапогами часовых.

Без десяти десять.

Десять.

Десять минут одиннадцатого…

Разумеется, она не пришла. Горохов с самого начала знал, что она не придет, но почему же так больно сердцу?

Вдруг на далеком пригорке посреди поля он увидел тоненькую фигурку. Девушка шла быстро, придерживая руками платок.

Предупредив часового, Горохов пошел навстречу. Тропинка петляла из стороны в сторону, Горохов бросил ее, побежал напрямик через поле, под ногами хрустела стерня.

Увидев его, девушка остановилась. Теперь она была на самом пригорке, а Горохов еще внизу — у речки, и отсюда ее тоненькая фигурка казалась смятенным парусом, плывущим в лунном небе.

Между ними оставалось всего несколько шагов. Горохов уже видел ее глаза. Он еще не знал, что скажет сейчас, но был бесконечно благодарен ей за то, что она пришла.

Вдруг за спиной послышался треск. Горохов резко обернулся — в небо волочила дымный след сигнальная ракета.

Горохов в отчаянии сжал зубы…

Еще треск — зеленая…

Еще — снова красная…

«Тревога!..»

Взревел один танковый мотор… Другой… Роща наполнялась грохотом, было слышно, как один за другим, словно взрываясь, заводятся моторы. А они стояли посреди лунного поля и растерянно смотрели друг на друга.

Откуда у нее эти глаза, словно раны? Теперь Горохов готов был поверить, что именно в них осталась его несбывшаяся судьба. Несколько мгновений он смотрел в темные от слез и немого вопроса глаза, словно старался запомнить их навсегда, потом резко обхватил ее голову шершавыми ладонями — и крепко и больно поцеловал в губы. И, все еще не выпуская из рук мокрых щек, горько и хрипло выдохнул:

— Прости меня и… прощай!

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top