Михаил Чванов

Рассказ «Садист Иван Куркин»

— Да мы с ним в субботу-воскресенье на одной свадьбе гуляли,— усмехнулся сосед.— Свояк у меня сына женил, а этот, оказывается, невесте каким-то родственником при­ходится. Ну, на второй день уже, в воскресенье, когда об­нюхались мы с ним совсем, вышли на лестничную пло­щадку покурить, и я ему: вот один мужик в нашем саду бумаги на доски выбросил, а я подобрал. Так-то, говорит, наука будет, а то права начал качать. Помучил я его! Да еще до него один ходил, принципиальный. Вот, говорит, проверят, весь гонор сразу слетит…

Это зловещее «Вот погоди, проверят!» Иван еще раз услышал, от кого он совсем не ожидал, и это так неприят­но поразило его, что ржавым гвоздем засело в памяти. Это было уже к осени. Приведя более-менее в жилой вид ман­сарду (дом, прорубив окна и вставив стекла, он оставил пока нежилым — из-за пола, он мечтал его сделать, как в деревне, из толстых широких досок, а таких пока не бы­ло), он принялся из купленных по случаю осиновых дров рубить баню. Где еще иметь баню, как не в саду-огороде, где всегда с землей возишься и потный! Самое дело — в субботу-воскресенье перед новой трудовой неделей попариться. Правда, уставом садового товарищества баня в саду не предусматривалась, но в то же время вроде бы не было пункта, категорически запрещающего се, и многие ставили баню, правда, с опаской. Иван же стал рубить без всяких сомнений, что еще за глупости — баню нельзя. Если участок позволяет, разве баня роскошь? Иван считал, что иметь ее — само собой разумеющееся, так же, как, напри­мер, нужник. Так вот он неторопливо стучал топориком, выбирая из очередного бревнышка паз, как услышал за забором голоса.

Грибники, догадался он. И точно: вдоль забора, не пригибаясь и энергично расшвыривая палками старую листву, что Ивану не очень понравилось (пожилые, трудно нагибаться ~ оправдал он для себя их действия), с поли­этиленовыми мешочками в руках и с рюкзаками за спина­ми шли мужчина и женщина.

Иван уважал грибников и, отставив в сторону топор, поздоровался. Женщина то ли ответила, то ли нет — Иван не понял, а мужчина молча и в упор стал рассматривать Ивана, так что Иван на всякий случай еще раз поздоро­вался — погромче, но тот и на сей раз не ответил, отвер­нулся и еще ожесточеннее принялся шерудить палкой под березой — только листья в стороны летели. Что они, под землей, что ли, грибы-то растут, хотелось сказать Ивану.

Видимо, не расслышал или глухой, подумал он о мужчине, проглотив неловкость.

Грибники постепенно миновали его участок, Иван сно­ва, было, взялся за топор, как услышал злой и громкий, чтобы явно услышал Иван, голос мужчины:

—   Вот куркули-то!  Вон чего отгрохали!  В народный контроль написать. Вот кого раскулачивать-то надо!

И столько злобы и ненависти было в его голосе, что Иван растерялся. Женщина вполголоса что-то говорила мужчине, наверное: тише, а то, мол, услышит,— а того еще больше распаляло:

—   А  пусть  слышит!   Дворцов  понастроили,  сволочи, управы на них нет. Баню вон еще рубит. Подожди, придет на них управа!.. Вот проверят!..

Иван расслабленно опустился на свое осиновое брев­нышко и уже весь день больше ничего не мог делать. Он еще как-то понимал того жулика на лесоторговой базе — а этот? Чем ему-то Иван не угодил? Почему ему-то он по­перек горла?..

После этого случая Иван, наверное, целую неделю не мог отойти. Он пытался понять злобу этого пожилого мужчины и никак не мог. Он специально не рассказал это­го случая жене, чтобы лишний раз не расстраивалась, пы­тался себя успокоить: «Ну, просто дурак, что с дурака возьмешь!» Но именно этот случай вселил в него неясную тревогу за свою так удачно складывающуюся жизнь, пото­му что это была уже инициатива снизу. Он постепенно стал приучать себя смотреть на свою садовую идиллию,— хотя далеко уже она не была идиллией,— как бы со сторо­ны, как на что-то временное. Даже жена, кажется, замети­ла это.

—   Ты, я смотрю, что-то охладел к даче?— уже не раз настороженно спрашивала она.

—   Да нет,— старался он говорить как можно спокой­нее.— Видимо, просто переработал немного.

Но незаметно он снова втягивался в работу: земля, она великий врач и целитель,— и на время забывал о своих тревогах; он радовался каждому забитому гвоздю, каждому новому побегу на яблонях. Крестьянская не то чтобы при­жимистость, а экономная жилка, оказывается, еще крепко сидела в нем, любой вроде бы совершенно ненужной до­ске, железке, подобранным на городской свалке, он нахо­дил применение. Как они радовались с женой, когда завя­зались первые вишенки, первые три яблока, как дала не­жно-зеленые побеги елочка, посаженная им под окном.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top