Михаил Чванов

Рассказ «Садист Иван Куркин»

— Приезжай, Иван Алексеевич,— глухо сказал он.— Некогда?.. Отпросись и приезжай через некогда, пока ми­лиция тут. Погром… У тебя тоже… Словом, приезжай… Увидишь…

Иван всю дорогу от электрички бежал: кто знает, чего не досказал Капитоныч… Вот последний пригорок — нет, дом цел! И сразу кончились силы…

Иван не сразу понял, что нет бани. Только бросилось в глаза, что березы, под которыми она стояла, почему-то с одной стороны были черными. И лишь потом увидел, что на месте бани была непривычная пустота с облупленной печкой посредине и грязно-серая россыпь золы и пепла.

Иван побежал к дому. Крайняя от бани ставня была выворочена с корнем, у стены вместе с ней валялась раз­битая рама. Иван трясущимися руками открыл замки на двери. Под ногами в темноте что-то захрустело, в нос уда­рил густой застоявшийся запах человеческого дерьма. Иван щелкнул выключателем — света не было. Сначала он не понял, в чем дело, и только потом вспомнил, что сам от­ключил, отсоединил всю линию от столба, собираясь заме­нить обтрепавшийся на ветру и морозе кабель.

Иван торопливо распахнул ставни. Окна везде были побиты, рамы порушены — по ним, видимо, колотили то­пором, порушено было и старенькое зеркало, которое он когда-то подобрал в последнем, уже заколоченном, доме родной деревни — кажется Юдиных. Была порублена и перегородка между комнатами. В кухне на полу валя­лась битая посуда.

Иван переступал осторожно, боясь в полумраке насту­пить на дерьмо, но оно оказалось, как и раньше у кого-то, в хлебнице на кухонном столе: или мода теперь была та­кая, или тот же юморист работал. Дерьмом была вымазана и посудная полка. Угол печи был выворочен. Иван от рас­стройства не заметил и чуть не ухнул в погреб, люк кото­рого был выворочен. Из него, разумеется, все было выта­щено: их соленья, варенья, даже картошка. И только теперь Иван понял, в чем скользком была книжная полка, о нее грохнули — то ли лишней оказалась — трехлитро­вую банку с маринованными опятами.

В это время за окном послышались голоса. Это были Капитоныч, лейтенант-участковый, следователь, соседи по кооперативу.

—   Двенадцать   домов   порушили,— тяжело   опустив­шись на стул, сказал Капитоныч.— У тебя нет нитрогли­церина?.. Нет, валидол я уже пробовал… Ну ладно бы — стащили, обворовали, так ведь все переломали, перепога­нили… У тебя тоже, говоришь, в хлебную тарелку? В самое святое… А у него вон в самовар, прямо в трубу…

—   А почему у вас электричество отъединено?— обра­тил внимание следователь.

—   Да я сам. Собирался сменить кабель, но не успел. Пообтрепался на ветру и морозе.

—   Вот   это,   может,   вас   и   спасло,— сказал   следова­тель,— Они ваш дом

облюбовали под ночлег, потому что с печью он, а света нет — оказалось, вот они и перебрались в баню. А то могли и дом спалить…

—   Что делать-то теперь?— спросил Иван.

—   Будем   искать,— вздохнул   следователь.— Тут   уж дело серьезное.

—   Ну и как думаете, найдете?— спросил кто-то из со­седей.

Следователь пожал плечами:

—   Иногда находим.

—   Чтобы по головке погладить,— добавил опять-таки кто-то из соседей.

—   Ну, это уж не моя вина,— пожал плечами следова­тель,— Мы сами страдаем из-за этого. Иногда полгода вы­искиваешь — поймаешь, а через неделю, смотришь, он на пляже валяется и нагло на тебя смотрит. Потому как мало украл. Я понимаю вас,— повернулся он к Ивану,— но ра­дуйтесь, считайте, вам повезло. На прошлой неделе на той стороне три дачи спалили. Такая теперь еще мода пошла, чтобы   следов   не   оставлять…   Будем   искать,— вздохнул он.— Зимой и поздней осенью они как: смотрят, где над крышей труба торчит, туда прежде всего и лезут. Садоводы уже всяко хитрят — одни трубу съемную делают, другие решетки на окна ставят. Один говорит мне:  «Не страшна мне никакая проверка:  и тут за решеткой, и там за ре­шеткой».

—   Ну,   чистый  ты  теперь,   Иван  Алексеевич,— осто­рожно положил ему руку на плечо Капитоныч.

—   Как чистый?

—   Да пришла бумага с требованием об исключении тебя из кооператива как злостного баневладельца. Нет худа без добра — ушел ты от них, как тот колобок в сказке. Только бы в самоподжоге не обвинили!

—   И все двенадцать домов я испоганил, чтобы следы замести? — усмехнулся Иван.

Иван шел на электричку как оглушенный. Руки-ноги были ватными, словно чужими. Казалось, ткни куда острым — и боли не почувствуешь, а в голове шумело, в затылке давило, словно книзу тянуло, и Иван то и дело растирал его. Иван до этого — ведь в электричке один раз­говор: того сожгли, того подпалили — все боялся: при­едешь, а вместо дома лишь куча головешек. А теперь он удивлялся своему спокойствию, с каким принял разоре­ние. Видимо, уже давно он готовил себя к нему. Ивану ка­залось, что он принял его даже равнодушно, даже с каким-то облегчением. Баня, конечно, не дом, о доме даже страшно подумать…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top