И действительно, везде все обставлялось так, что ты как бы воровал на собственные деньги. Прежде чем удавалось что-либо купить, тебе обязательно приходилось перед кем-то заискивать, хитрить, умалять, унижаться, потом тебе — иногда — продавали и как бы от себя отрывали, опять-таки как бы делали великое одолжение, за которое не государству, а им, магазинным прохвостам, ты должен быть благодарен до конца дней своих, если не можешь отблагодарить чем-то конкретным. И всегда перед всеми ты чувствуешь какую-то вину, а ты действительно виноват, потому что занимаешься всем этим в рабочее время. И кроме денег, как в других магазинах, в этом, прежде чем наконец заплатить деньги, нужно было оформлять множество бумаг, заполучить множество подписей, и все подписывающиеся опять-таки тяжело вздыхали, морщились, многозначительно смотрели на часы.
С великим трудом что-то можно было купить, и в то же время везде тебе где-нибудь на выходе или за воротами предлагали ворованное — в два-тридорога, но всегда это в конце концов оказывалось дешевле, потому как не надо было терять время и трепать нервы. Потому что если ты даже нападал в магазине на какой строительный дефицит — на чем его увезти, а через полчаса его и следа уже не будет. На попутке — остановит ГАИ, а ты работаешь на видном месте, к тому же — партийный. А пока заполучишь машину законным путем!.. Раза два Иван ходил к заместителю директора завода и брал разрешение на машину. Тот отнесся к этому с пониманием, но оплачивать машину нужно было почему-то не на заводе, как раньше, а в трансагентстве, которое было километрах в десяти от завода и еще дальше от его дома. Потом к машине надо было отпрашиваться, потом — не всегда машина могла сразу выехать, и, когда он, наконец, подъезжал к магазину, там уже, разумеется, было пусто. А на другой день вчерашние документы оказывались недействительными, их надо было оформлять заново и, само собой разумеется, заново отпрашиваться…
Особенно намучился Иван с кирпичом на печь. Вроде бы удобно: кирпич на заводе частникам отпускали по воскресеньям, то есть в удобное для тебя нерабочее время, правда, деньги за него нужно было платить все на той же лесоторговой базе в противоположном конце города и в рабочее время. Но попробуй найди ты машину в воскресенье — заводской автопарк не работает, в трансагентстве машины все давно расхватаны, да и надеяться-то на них — закажешь на сегодня, а она приходит послезавтра.
Ну ладно, с грехом пополам, с нервами, доплатой самому шоферу, которая порой перекрывает саму плату, заполучил ты машину. Но то, что после долгих мыканий тебе удалось заплатить за кирпич и получить на руки документы, еще, оказывается, ничего не значит. Кладовщик смотрит на эти документы, как если бы они были липовыми. И под любым предлогом отмахивается от них. И еще: приедешь утром к десяти, как тебе перед этим по телефону сказано, и оказывалось, что там уже с полсотни машин в очередь выстроилось, а кран, разумеется, в воскресенье не работает, и ты не поспеваешь к концу дня, а машина у тебя оплачена за четыре часа. Значит, чтобы шофер не плюнул на тебя, надо дать ему сверх договоренного, а потом оказывалось, что ты все равно не успеваешь. И перед следующим воскресеньем нужно было начинать все сначала, а на следующее воскресенье выяснялось, что сегодня кирпич вообще не будут отпускать, и выяснялось это, как ни странно, только в воскресенье. И перед тобой не только не извинялись, а, наоборот, сообщали об этом с каким-то злорадным удовольствием, словно тому человеку было наслаждением наблюдать твое растерянное и расстроенное лицо, словно это было в правилах какой-то жестокой и подлой игры, а ты в нее не посвящен.
И самое обидное, что везде все как бы тяготились тобой. Иван даже слов не находил, чтобы обсказать это отношение. Узнав, что ты покупаешь материал для сада-огорода, каждый чуть ли не считал своей обязанностью тобой помыкнуть, оскорбить, унизить, потому что ты все вытерпишь, а куда тебе деваться, потому что ты совершенно бесправен, потому что у тебя какой-то сомнительный статус, хотя вроде бы и узаконенный. Тебя всегда вдруг могут упрекнуть, что ты отрываешь от государства. Но если это поперек интересов государства, то зачем ему, государству, городить огород с этим садом, вводить людей в глупое и даже оскорбительное положение? Так думал Иван.
Однажды все на той же лесоторговой базе Иван не выдержал, схватился с продавцом, с тем — в бобровой шапке, тот уже почти два месяца мурыжил его с досками. Бумаги на доски Ивану Куркину отдал сосед по саду, главный инженер нефтедобывающего управления, он выписал их — пять кубометров — в объединении леспромхозов, получить же их надо было на такелажном участке на берегу реки, только прежде оплатить все в том же магазине лесоторговой базы. И в течение нескольких месяцев главный инженер управления, как мальчишка, ходил за этим продавцом-прохвостом, пытаясь ему всучить деньги за доски. А тот их никак не брал, ссылаясь на неимение фондов на лесоматериалы. Главный инженер управления ехал на такелажный участок, и там тоже смеялись над ним, как над мальчишкой: какие еще фонды, вон ваши доски лежат, под дождем гниют, под солнцем коробятся, платите деньги и забирайте. Какое этому прохвосту дело до наших фондов — раз мы продаем, значит, есть у нас фонды, его дело оформить, а потом перечислить эти деньга нам.
