— А что! — неожиданно спокойно пыхнула дымом Ленка. — От вас-то никакого толку! Вы все уже давно дисквалифицировались, вместо женщины у вас теперь бутылка. Скоро бабы от вас рожать перестанут. Одна надежда на «снежных» мужиков. Полстраны проехала — и порядочного мужика нет, замуж вот выйти не за кого. Алкаш на алкаше, алиментщик на алиментщике, психованные все какие-то, полубабы, мужик с мужиком уже жить начали. Позовешь, выпьют — и норовят сбежать. Может, вам, бездельникам, стыдно будет.
И Ленка, поужинав, взяла надувной матрац и попросила Лемехова перевезти ее на ночь на тот берег.
— Зачем? — не понял тот.
— Вдруг увижу… Этого самого гоминоида…
— Не дури, Лена. Ночью одной страшно будет. И холодно, — пытался образумить ее Лемехов.
— Не ваше дело!.. Хоть это-то вы можете? — усмехнулась она.
— Не повезу. — Лемехов, не выдержав ее взгляда, отвел глаза в сторону.
— Ну так я сама переплыву, — смеялась она над ним. — Вы же без лодки останетесь.
Лемехов вздохнул и взял весла.
— Может, все-таки одумаешься? — спросил он на той стороне.
— Дайте лучше свитер! — опять усмехнулась она. — И сигарет… А, забыла, что некурящий.
— Бросила бы курить-то, — осторожно сказал Лемехов. — Тебе же еще детей рожать.
— От кого — рожать-то? — опять усмехнулась Ленка, глядя ему прямо в глаза. — Я бы одна воспитала, — вдруг доверчиво и с тоской сказала она. — Так… как это вам сказать, зачать не могу. Думала, ненормальная уж… К врачам ходила. Говорят, не в тебе дело… Ну ладно, привет! Перед завтраком приезжайте.
Утром Ленка вернулась потрясенная. Обхватив руками голые колени, молча сидела у костра.
— Что, не пришел на свиданье твой лохматый хахаль? — спросил все тот же Якупов. Но Ленка молчала.
— А я его видела, — неожиданно сказала она.
— Брось ты, Ленка, всех дурачить! — покраснев, с досадой сказала повариха Зоя, худенькая тихая женщина с какими-то виноватыми глазами. Ей, видимо, было стыдно за свою непутевую родственницу.
— Видела, — упорно и глухо повторила Ленка.
И по странной темноте в ее глазах Лемехов понял, что она действительно видела. — Сидела я, сидела всю ночь, замерзла, свитер-то у вас — так себе, сразу видно, что не жена вязала, — доверчиво улыбнулась она Лемехову. — Вернулась бы, а лодки нет. И утром — солнце взошло, а вы все дрыхнете, надоело мне, разделась от скуки донага и стала загорать, пока солнце не жгучее. Очков-то темных нет, закрыла лицо платком и лежу. И даже задремала немного, ночь-то не спала. А потом — не то почувствовала, кто-то на меня смотрит, то ли шаг услышала. Сбросила платок с глаз — а он стоит надо мной и смотрит.
Лемехов даже зажмурился, так ясно представил он эту картину: обнаженная Ленка, ослепительная в своей вызывающей мощной красоте, и огромный гоминоид.
— У меня даже язык отнялся…
— Испугалась? — сочувственно спросил Лемехов.
— Да и не знаю даже, — как-то по-детски открыто улыбнулась Ленка. — Лежу я перед ним, голая, а он стоит надо мной и смотрит. А я ничего не могу с собой поделать, лежу — и все, только зачем-то прикрылась платком, как бы застеснялась, что ли. А он стоит и смотрит. Я думаю, бросится на меня сейчас, а он стоит и смотрит. А я лежу, как дура. И тут зло, что ли, меня взяло. Встала, а я ему ниже плеч, и спрашиваю: «Ну, что смотришь?» А он вроде сделал шаг ко мне. А потом остановился, потянул носом и… пошел.
— Потому что унюхал — табачищем от тебя прет, — довольно бросил Якупов, но Ленка словно не слышала его.
— Красиво пошел. Упруго так, сила видна. Не то, что вы, как старики шмыгаете. И тут то ли нервы, то ли зло меня взяло. «Ну и дурак! — кричу. — Иди обнимай своих лохматых баб!» А он остановился, постоял немного, что я перепугалась снова, — и дальше пошел. Так и осталась…
— Значит, побрезговал он тобой, Ленка, — опять довольно протянул Якупов.
— Значит, побрезговал, — неожиданно согласилась она. — А мужик видный, что говорить, одна походка у него что стоит… Побрезговал. А вы бы набросились, если бы вот так баба голая лежала. Толку бы не было, а набросились бы, исслюнявили, потом за неделю не отмыться…
— Побрезговал! — довольно повторил Якупов. — Могла чем и заразить.
— А нехороший ты человек, Якупов, пакостный, — печально усмехнулась Ленка. — Слабый, а завидуешь сильному. Не просто завидуешь, а ненавидишь его за то, что он сильный. Ведь я тебя пожалела, ты ведь сам не смог. Не хотела я об этом говорить, вынудил ты меня! А теперь мстишь. За что мстишь-то? За доброту мою, за глупость? Да ведь другая и не глянула бы на тебя, алкаша, а я, дура, пожалела, обидеть не хотела. Ведь заранее знала, что толку от тебя не будет…
Два следующих дня Ленка ходила какая-то пришибленная и на третий день уехала. Перед этим к ней из «гоминоидной» экспедиции приходил начальник, тот самый кандидат наук, — расспросить о встрече с гоминоидом, никто еще так долго вблизи не видел его, но она только послала его подальше.
