Михаил Чванов

Рассказ «Осень в дубовых лесах»

— Да отвяжитесь вы от меня! — зло отмахнулась она, когда он снова попытался заговорить с ней. — Что вам-то от него надо?! Ему-то хоть дайте пожить спокойно! Какого черта вам от него с вашей наукой надо?! Вон у палатки сидят — сплошные гоминоиды, с похмелья, с конопли трясет, лучше ими займитесь, почему они такие. Не дай бог, поймаете, — еще более зло, со слезами на глазах сказала она, — еще в клетку запрете. Глазеть потом на него будут, опыты делать… А то еще застрелите! — Ленка заплакала.

И вот сейчас, в осеннем лесу, Лемехов опять явственно представил обнаженную Ленку в горном памирском ущелье и мощного гоминоида рядом с ней.

Лемехов вернулся к вагончику, ключи от которого на время ему дал сосед, потому что Лемехову где-то надо было жить, включил транзистор. Диктор бодрым утренним голосом читал последние известия: об успешной уборке урожая, о завершении строительства первой очереди какого-то нефтехимического комбината; о том, что Пентагон наконец признал, что неисправности в системе службы оповещения на прошлой неделе чуть не повлекли за собой ядерную тревогу в войсках стратегического назначения; что Пакистан уже имеет свою атомную бомбу; что журналисты, аккредитованные в Белом доме, просят, чтобы их снабдили пуленепробиваемыми жилетами, потому что люди, окружающие президента, подвергаются повышенной опасности — в президентов то и дело стреляют; что эпидемия неизвестной болезни в Испании ширится, врачи не могут найти действенных средств против нее, ибо не знают, чем она вызвана, а руководство военной исследовательской лаборатории, где, скорее всего, выведен этот вирус, отказывается проинформировать медиков по этому поводу… Все тем же обыденным бодрым утренним голосом диктор закончил выпуск сообщением о новой почтовой марке и погоде, объявил программу рок-музыки.

Лемехову стало не по себе от этой обыденности. В раскрытую дверь вагончика был виден его недостроенный дом. Сорока сидела на березе и отчаянно стрекотала, в ушах у него висел какой-то странный звон, он еще не мог освободиться от того жуткого сна. Чтобы избавиться от не проходившего тяжелого чувства, Лемехов взял ведро и пошел к роднику. Великое это дело — пойти с простым ведром к роднику, мало уже кому на планете в наше время доступно это простое счастье, так мало осталось на ней родников. Прежде чем окончательно выбрать место для будущего дома, Лемехов долго копался в отчетах местного геологического управления. И наконец остановился на этом холме, потому что здесь на поверхность под углом почти в сорок пять градусов выходили древние водоносные пласты. Не случайно жители окрестных деревень считали родник святым. Но сейчас Лемехов шел не столько за водой, сколько в надежде кого-нибудь встретить — мимо родника шла тропа на электричку. Он даже постоял на тропе минут десять, но никто не шел ни туда, ни обратно. И даже сторожка была на замке, ее хозяин, напуганный «летающей тарелкой», видимо, сбежал в деревню и, скорее всего, уже «причастился» по этому поводу.

Ветер, набравший за ночь в долинах холода и сырости, упруго обнимал холм со всех сторон, сушил о его теплые бока свои крылья. И вдруг Лемехову показалось, что ветер доносит до него какие-то звуки. Он недоуменно повернул голову: да, определенно, где-то не то пели, не то плакали. Осторожно, чтобы не расплескать, Лемехов поставил ведро на траву и пошел навстречу звукам. Они слышались то явственней, то ветер уносил их в сторону. Так он поднялся на холм и остановился, пораженный.

На самой вершине холма на полуобугленном чурбаке, бог весть кем затащенном сюда, сидел сторож, перед ним на расстеленной газете стояли початая бутылка, два граненых стакана и лежал дряблый желтый соленый огурец — из той классической закуси, после которой и из гроба встанешь, — и проникновенно и горько пел:

Черный ворон, что ты вьешься

Над моею головой?

Ты добычи не дождешься,

Черный ворон, я не твой…

Увидев Лемехова, сторож смутился, торопливо вытер глаза:

— Вот видишь, Лексеич, сижу… Да… Присаживайся со мной, не брезгуй. У меня вон и стакана на всякий случай два. — Он улыбнулся и подвинулся на чурбаке. — Фронт что-то вспомнил. Я хоть немного прихватил, но прихватил. Из пяти братьев один вернулся, самый младший… И чего нам не живется?! Как только подрастут ребятишки, нам снова воевать надо…

Лемехов молчал.

— Ну что они там темнят, скрываются, а? — неожиданно срывающимся голосом спросил сторож, так что Лемехов не сразу понял, о ком он, пока тот не ткнул пальцем в небо. — Ну, прилетели — так прямо бы и сказали: так-то, мол, так… Я думаю, не зря они вокруг этого холма крутятся. Старики говорили, тут могила древняя была… Так прямо бы и сказали: такие-то, мол, такие… прилетели… А то вертятся, крутятся. Долетаются — какой-нибудь дурак шарахнет ракетой. Иль со страху друг по другу палить начнем… Или их нет совсем, Лексеич, а?..

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top