Случайного в жизни не бывает. Если раньше он об этом только догадывался, то теперь уже твердо знал. Не случаен и сегодняшний удар. Он — предостережение ему. От чего? Или он от кого-то или от чего-то отвел — на той же сумасшедшей автомобильной дороге? Или от очередного его безрассудного шага?
Все события в жизни человека глубоко взаимосвязаны и предопределены. И если человек внимательно всмотрится в свою жизнь, то ему рано или поздно откроется его истинный путь. Недавно он пришел к неожиданной мысли, что талант дан человеку не для того, чтобы тешить и удивлять других, талант — это способ спасения души.
«Талант — это способ спасения души», — повторил он про себя, неожиданно поверженный на землю за грехи или для большего обретения внутреннего зрения, полусидя-полулежа на еще по-летнему теплой земле. И чувство великой вины перед всеми, прежде всего перед ней, еще больше охватило его. Да, он придумал не только ее, но и свою любовь к ней, и их союз, кроме страданий, им обоим ничего бы не принес. Он пытался себе доказать, что был неискренен с ней, что его тяга к ней — больше телесная, чем душевная, что это, скорее, лишь его уязвленное самолюбие.
И хорошо, что наконец он все обрубил. Это не могло тянуться без конца.
Все к лучшему.
Даже то, что сегодня с ним случилось. У него большой опыт вылезания из тяжелейших болезней и травм — вылезет и сейчас, только надо сжать зубы и взять себя в руки…
Он сейчас жалел только о том, что не успел на прощанье ей всего сказать, может, ее это будет греть в жизни. Что, несмотря ни на что, он благодарен ей: за эти два года не то чтобы надежды, а то, что она светила ему издалека, первоначально даже не подозревая о том, что одно время была даже единственной опорой на этом свете и в конце концов разбудила его после страшного сна, хотя, конечно, он ее придумал, и хорошо, что все так закончилось. Он благодарен ей даже за боль, которую она ему принесла. И он был счастлив тем, что хоть на какое-то время был ей нужен, в том числе подбирая, бездомную, бесприютную, ночью в подъездах.
Включенное в машине радио в подборке новостей очередного часа сообщило о положении в Сербии. Не сраженный шальной или специально предназначенной ему пулей там, в Сербии, он был сражен шальной любовью тут — и лежал на еще по-летнему теплой земле, и вдруг явственно вспомнил вечернюю дорогу на Белград и раненого, которого они подобрали под Вуковаром. На очередном блокпосту попросили довезти его до первого госпиталя. Всего несколько дней назад он был вызволен в результате обмена из хорватского плена, добирался до Белграда и вот был подстрелен снайпером на этой дороге за полчаса до нас. Сидеть он не мог, и потому его положили между сидений на полу микроавтобуса, и он спокойно и глухо рассказывал про свою жизнь, что он совсем не солдат, работал под Загребом на заводе инженером-электриком, а в лагерь его взяли как заложника, только потому, что он был серб. Он не знает, живы ли его мать, жена, дети, потому что его село сожжено, правда, говорили, что его семья успела уйти в горы, а вообще у него в семье убиты усташами-католиками уже шестнадцать человек: десять во время геноцида сербов во Вторую мировую войну и вот уже шестеро во время нынешнего геноцида.
— И только потому, что мы — сербы, — тихо и спокойно говорил он. — Я знаю, русские братья, что сейчас вы ничем не можете нам помочь, как помогли, спасли нас в прошлом веке, потому что у вас самих сейчас беда. Может, тогда не надо было нас спасать, — горько усмехнулся он, — и сейчас не было бы с нами проблем… Но, покончив с нами, они по-настоящему примутся за вас. Это вы должны знать и ни чем не обольщаться. Почему мы, сербы, мешаем им? Потому что мы последние православные на планете…
На наспех заделанных снарядных выбоинах машину потряхивало, раненый постанывал и сдавленным голосом тихо и глухо говорил в полумраке:
— Я не знаю, кто вы. Но я благодарен вам, братья, что в этот трудный час, когда у вас самих на родине беда, вы здесь, с нами… Если я даже не дотяну до госпиталя, мне с вами легче умирать…
…Золото берез тронул ветер, через секунду он забрался ему под рубашку и захолодил спину…
Сжав зубы, он заставил себя приподняться, подтянувшись на руках, и боком опрокинулся на сиденье. Теперь оставалось, переждав боль, заползти поглубже, втянуть ноги и сесть…
