Когда боль притупилась, он убедился, что, избегая резких движений, сможет вести машину.
Надо было сразу ехать в больницу, но он зачем-то поехал на работу. Сторож и дворник на руках внесли его в рабочий кабинет. Буквально сиднем сидел он в своем кресле, только не было дыры и горшка внизу.
— Все к лучшему! — еще раз вслух сказал он сам себе. — Будем считать, что это ниспослано судьбой для отрезвления, а то прекрасная была бы пара: юная красавица-жена и он — на горшке.
Первой позвонила Елена.
— Что случилось? — тревожно спросила она,
— Да ничего страшного… — пытался он ее успокоить. — Неловко поднял бревно…
— Я сейчас приеду… Я поставлю тебя на ноги… Только не дай увозить себя в больницу.
Он был рад ее звонку. И в то же время он ждал другого звонка, которого не должно быть. Он верил, он знал, что Елена его спасет, счастье, что именно она сейчас рядом, это подарок обычно неласковой к нему судьбы, но в то же время сердце болело по той, навсегда ушедшей или эгоистично прогнанной им, юной и бездомной, хотя пойди она за ним, он знал или пытался убедить себя в этом, его счастье будет очень коротким. Они прощались уже много раз, но на этот раз, уже точно, в последний раз. И как бы в подтверждение этого она не звонила. Ему было горько, но в то же время стало легче, когда-то было нужно оборвать эту горько-сладкую нить. Только нужно предупредить своих на случай, если все-таки позвонит, чтобы ей не говорили о случившемся.
— То, что вы неловко подняли бревно — лишь следствие, — сказала Елена. — Это — результат нервного срыва. Что-то случилось у вас на душе.
«Ушла любимая», — хотелось сказать ему, но он знал, что не это было причиной нервного срыва, потому как он и раньше знал, что она уйдет. Причина была в том, что после всех прощаний она вдруг потянулась к нему и он расслабился, поверил в возможность счастья, и даже стал строить какие-то планы, но через три дня, на которые он ее отпустил в суетный город, она глухо сказала, пряча глаза:
— Я старалась… Нет, не могу…
Вот это добило его…
— Все будет хорошо, — сказала Елена, гладя его волосы, как ребенку. Она вдруг встала перед ним на колени: — Это я виновата в том, что случилось с тобой.
— Ты что, встань… Почему?.. — не понял он.
— От отчаяния я перестала тебя оберегать.
Он по-прежнему ничего не понимал.
— Я, кажется, ясно сказала, — усмехнулась она, — от отчаяния я перестала тебя оберегать. За короткое время ты настолько врос в меня, но все мои великие старания войти в твою душу, а значит, и излечить ее были напрасны, поперек их стояла другая. Твоя душа уплывала от меня. Нет, я не хотела захватить твою душу, чтобы властвовать ею. Я пыталась лечить ее, измученную и истерзанную, как и твое тело, но все мои старания были напрасны, ты был глух. И в отчаянии я сказала себе: «Хватит! Чтобы не погибнуть самой». Ибо все мои силы уходили на тебя. Я бы только радовалась этому, но они уходили напрасно, и я в бессилии опустила руки. А на следующее утро случилось это бревно. Прости меня!..
— Ну что ты?! — пытался он поднять ее с колен. — Наоборот, ты меня прости! — Чувство великой вины перед ней и благодарности охватило его.
— Когда я узнала, я прокляла себя… Но я тебя поставлю на ноги… Это отмщение мне…
Он почему-то верил, что она его поставит на ноги, а если не поставит, то жертвенно будет рядом всю оставшуюся жизнь, потому что видела в жизни, наверное, не меньше его.
Он верил, но еще до ее звонка попросил найти военного пенсионера Ахмета Нурыча, специалиста по тропической медицине, бывшего капитана спецназа ГРУ Советской армии, двухметрового сутуловатого верзилу, у которого военный стаж был, кажется, больше его возраста, потому как за его спиной были Ангола и Мозамбик, Эфиопия и оба Йемена, Иран и Ирак, разумеется, Афганистан и, кажется, Куба с Никарагуа… Теперь Ахмет Нурыч подрабатывал мануальной терапией в госпитале инвалидов войны.
Ахмет Нурыч появился в его кабинете год назад, плотно прикрыв за собой дверь:
— Чтобы не начинать издалека: я знаком с людьми, которые вас знают по Сербии. Поэтому не отказывайтесь. Мне нужна ваша помощь — уйти туда. Может, это цинично, но прямо скажу: не добровольцем, мне надо заработать. Наша дивизия спецназначения базировалась в Ужгороде. Квартира, жена в результате дележа страны остались там, на Украине. Я татарин, я мог бы пойти на мусульманскую или хорватскую стороны, но я вижу, как бьют сербов. Для них по новому мировому плану больше нет места на земле. И я пойду только на сербскую сторону. Не отрицайте, у вас есть канал, по которому туда можно уйти. Если надо, я могу собрать других таких же военных пенсионеров, которым под сорок или за сорок и которые могут все: стрелять из всех видов оружия, водить все виды техники и которые ныне обездолены даже больше меня, потому что в отличие от них я еще и врач. Один сейчас живет в Киеве, другой в Баку, третий вообще в Риге, но все мы смотрим на мир одними глазами, по-прежнему живем в одной неделимой стране…
