Он ничего не смог, не хотел возразить. Она привезла виноград и сливы. И все было так, словно они два дня назад не простились навсегда…
— Вы знаете, я засоня, а сегодня проснулась рано, словно от толчка. И первой мыслью было, что с вами что-то случилось. Я стала звонить, но ваш телефон все время был занят, то проваливались жетоны, то сломаны автоматы. Я даже решилась позвонить вам домой…
В одной позе тело затекло. Незаметно от нее, стиснув зубы, он попытался повернуться в кресле. Она заметила, бросилась помогать.
— Нет-нет, — с улыбкой остановил он. — Все хорошо. Потом, я не хочу, чтобы ты видела меня беспомощным. Отвернись, я приму удобную позу…
Теперь он точно знал, почему все это случилось. Чтобы он почувствовал великую вину перед всеми, перед кем был виноват. Хотя — в чем его вина? Что захотел быть счастливым?!
«Она в свое время спасла тебя, разбудив от смертельной спячки, скажи ей спасибо и благодарно отпусти с Богом! — думал он, глядя на нее. — И чтобы она с добром и грустью, а не с ненавистью вспоминала тебя…»
Она рассказывала ему о своих делах, она говорила что-то необязательное, чтобы только говорить, как это принято у постели тяжелого больного, а он плохо ее слушал, в мыслях он уже был далеко. Теперь у него в жизни снова была очень конкретная цель. У него позади был большой опыт вылезания из тяжелейших болезней и травм, и к этому опыту, собрав все в кулак, снова нужно было обращаться. Когда-то, валяясь в хирургической клинике с угрозой ампутации ноги, он мечтал, как о несбыточном: натянуть кирзовые сапоги и, расплескивая весенние лужи с прошлогодними листьями, идти по тому шумному от гремучей речки распадку под заветной скалой, на которую он ее привозил. Этот сон снился ему каждую ночь: это было бы для него высшим счастьем, и никакого другого счастья ему не было надо. Но стоило чуть по-настоящему встать на ноги, он все забыл. Ему захотелось другого счастья. И сегодняшнее — в наказание и за это…
Он посмотрел на часы: вот-вот должен был подойти военный пенсионер тридцати восьми лет, Ахмет Нурыч, специалист по тропической медицине, по совместительству правщик позвоночников и истребитель танков. Он верил, что Ахмет Нурыч ему поможет.
— Ну ладно, иди… — сказал он ей. — Спасибо, что пришла!
На прощанье она уткнулась ему в плечо:
— Мне почему-то хочется плакать… Не только сегодня, когда вы больны. Почему-то всегда, когда я вас вижу, мне хочется плакать.
Она ждала, что он что-то скажет.
Но он молчал.
Она временила, не уходила.
— Все очень просто, — улыбнулся он, и ему было почти не больно. — Нам не нужно видеться, чтобы тебе не хотелось плакать, от слез появляются морщины.
Но она все еще не уходила.
Он смотрел поверх нее в окно, где вечер качал золотые деревья.
Он словно бы закрыл глаза и представил дорогу на заветное озеро, на которое вместе они уже никогда не поедут. На всем громадном пространстве гор и лесов вокруг озера сейчас тихо шумел листопад, полыхал последним золотом, и вместе с ним сгорала его нелепая любовь.
Он чувствовал, как на огромном пространстве леса обнажались, готовясь к зиме, и обнажалась его душа, не желающая прощаться с любовью.
На душе было печально, стыло и покойно. Впереди у него была осень, хотя чувствовал он себя, как никогда, молодым. Впереди была осень, и если в природе — круговорот, то для него осень уже никогда не обернется весной.
Она ждала, что он что-то скажет.
Но он молчал.
На прощанье прижал к себе ее голову, в последний раз вдохнул в себя пьянящий и такой родной запах ее волос, осторожно, но твердо оттолкнул:
— Иди!.. Ты забыла, что мы уже простились… Иди!
И остался сиднем — в буквальном смысле этого слова в своем кресле, где только не было дыры и горшка внизу.
И облегченно вздохнул, и глубоко вобрал в себя воздух, словно наконец приобрел долгожданную свободу. У него в жизни снова были ясность и простая конкретная цель.
1995, ноябрь