Михаил Чванов

Рассказ «Бранденбургские ворота»

— Заходи, Дима, мы тебе всегда рады, — демократично протянул руку Юра Неганов, у него было хорошее настроение.

— Зайду, — обрадовался Дима. — Заходите сами. У меня теперь ведь жилье, прописка… Как у всех. Теперь я… Ну, ладно, пошел я. Я ведь на работу шел, на лесопилку. А так-то я по-прежнему, мы ведь теперь целый цех по производству кирпича открыли. Уже целых шесть тысяч в год… Иду, слышу, вертолет. Дай, думаю, по пути загляну. Может, знакомые прилетели, с которыми на перешейке между озер жили вместе…

И он встал и пошел, на прощание еще раз добро и застенчиво улыбнувшись. Я еще долго смотрел ему вслед и словно ловил себя на чем-то нехорошем: я, например, не люблю, когда я ухожу и мне смотрят в спину.

— Я тебе говорил, экземпляр покажу. — Очень довольный собой, подошел ко мне Юра Неганов. — Бичара матерый! — поднял большой палец. — Я их на Чукотке видел-перевидел, а этот всем бичам бич… Завязал он!.. — хохотнул Юра Неганов и покачал головой. — Так я и поверил!.. Что ему этот сухой закон! Он его не касается. Чего он только не пил! И йод, и формидрон — средство от пота ног, и даже ацетон — перемешает его с пивом, если вдруг завезут, тут обычно польское или чешское, — облизнулся он. — Северным морским путем… Он завязал!.. Сейчас не знаю, а то ведь он и жил-то там, за первым озером, на перешейке, прямо в своих кирпичах. И никому дела нет, жив он там или нет. Бывало, придет к нам в лагерь. «Хоть, — говорит, — на людей посмотрю…» А уж самое обычное его питье — солярка. Я же говорю: пока ходят тракторы, никакой сухой закон ему не грозит…

— Да брось ты!.. — не выдержал Володя Хабаров.

— Что — брось! — вспыхнул Юра. — Вон ребят спроси. Иногда нет, нет Димы, послушать бы от скуки про его немецкую бабу, пойдешь к нему — а он спит прямо у бочки, и шланг во рту! Бичара еще тот!..

Стало уже темнеть, и мы один за другим потянулись к сельсовету. Экспедиция только начиналась. Я был уверен, что еще не раз встречу Диму Попова и мы поговорим с ним, я чувствовал перед ним какую-то вину.

Но больше я его не встретил: на другой день мы уехали из поселка, а к нам в лагерь он почему-то ни разу не пришел, впрочем, от поселка до него целых пять километров, не считая двух перебродов через речку, которая вздулась от дождей. Я надеялся встретить его на обратном пути, но неожиданно подвернулся вертолет, выполнявший санрейс, — за все время, как мы прилетели, в поселок не было ни самолета, ни вертолета, и было бы глупостью не воспользоваться счастливой для нас оказией.

Вместе с нами летел, сопровождая больного, а заодно по своим поселковым делам председатель сельсовета.

Внизу, словно мальчишки осколками зеркала, стреляли в нас зайчиками бесчисленные болота, как они только держатся на этих суровых склонах! Слева, сильно накренившись при крутом развороте вертолета, открылась долина Дулгалаха, есть такая река на Верхоянском хребте. И вдруг внизу по ней, как корабли в кильватерной колонне, только в отличие от нее на более значительном расстоянии друг от друга, поплыли черно-серые бараки: один, второй… пятый… На эти бараки обратил я внимание еще утром, когда вертолетчики, неожиданно сев около нас, развернули карту, прося совета, где в горной тундре искать стойбище оленеводческого стада № 6: там был больной. У каждого из этих бараков на карте стояла надпись: пустующий зимник, пустующий зимник… Может быть, я не обратил бы на них такого внимания, если бы они не были расположены примерно на одинаковом расстоянии друг от друга: шестой, седьмой… десятый… Вертолетчики не смогли сказать ничего определенного по поводу этих бараков, и я скоро забыл про них, и вот сейчас они вдруг один за другим поплыли под нами

— Тут что, дорога какая была? — растерянно спросил я. — Неделю назад я пересекал эту долину и не заметил ничего такого.

— Да, зимник, — нахмурился председатель сельсовета. — С Лены, с Батамая, сначала вверх по Тумаре, потом с перевала вниз по Дулгалаху — почти тысячу километров — до рудника Эсэхайя люди шли… по этапу… Знаете, около Депутатского?.. Дневной переход от барака до барака — в среднем тридцать километров… Не дошел, чуть отстал — твоя вина… Почти двадцать лет шли — и только в одну сторону… Старики наши много могли бы рассказать, но не расскажут… Редко, но бывало: бежали. Если кто из наших принимал или одежду, еду давал — самого по этой дороге отправляли… Давно это уже было, а бараки так и стоят, словно ждут…

Я неотрывно смотрел вниз. Душа охолонула, замерла внутри… Рядом смотрел вниз врач, молодой парень, попавший в Якутию год назад по распределению…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top