— Вот так и живем, — перевел председатель разговор на другую тему. — Совхоз — один из лучших в Якутии, по итогам прошлого года завоевали переходящий вымпел Министерства сельского хозяйства РСФСР, а связи с нами — никакой. Нет, когда зимой надо мясо вывозить, самолеты будут десятками летать, а вот когда нам надо… Авиатранспорт — самая главная наша проблема. Спасает лишь зимник, по нему все грузы забрасываем, а то не знаю, что делали бы. Иногда месяцами в Сангаре сидим. А дней пятнадцать—двадцать — самое обычное дело… Вот как сегодня: роженицу санрейсом вывезут вместе с этим больным, здесь рожать ни за что не дадут — забота о человеке, а обратно уже никому дела нет: ребенку уже месяц порой, а она все в аэропорту в Сангаре с ним сидит…
Долина Дулгалаха с гнетуще царапающими душу бараками, снова качнувшись, наконец ушла влево, но они все еще плыли перед моими глазами, и я плохо слушал председателя.
— …И вот еще одна проблема: отопление. Заметили, кругом лес вырубили? Поселок маленький, а вырубили чуть ли ни с целую Бельгию. Лес и так-то здесь растет плохо, медленно: лед да камень, да морозы такие. Уже за сто километров за дровами ездим. Жрут эти железные печки: затопишь — в доме жарища, а потухла — тут же холодно. Поэтому они у нас, как атомные реакторы, беспрестанно работают. У семидесяти процентов жителей — железные печки. Только недавно стали кирпичные появляться — в год одна-две. Нет глины, нет песка. С конца войны пытались тут глину найти — ничего не получалось. Специально геологов приглашали — не нашли.
— Ну, вы же говорили, что у вас уже есть кирпичные печки. Что, из привозного кирпича? — спросил врач.
— Да разве столько привезешь! — засмеялся председатель. — Золотой будет, если не дороже. Ну, а в конце-то концов — кирпич действительно можно завезти, а глина, песок для раствора? Чем этот кирпич скреплять будешь?.. Есть у нас тут один специалист. Геологи не нашли, а он нашел. Хоть мало, но нашел. Десять лет искал, если не больше. На него уже все плюнули, тем более что разъехалось давно начальство, которое завезло его сюда: ну, живет на перешейке за первым озером, беглый не беглый, бич не бич — не поймешь кто, документов нет, но зла никому не делает, и ладно. А он в конце концов нашел. И кирпичи из нее жжет. И печи на ней кладет. Какая-то черная глина, и печи из нее черные. Все говорят, нельзя из нее делать кирпич, а он делает, мало, конечно, да еще со срывами большими, как загуляет, но делает, и стоят они, и греют хорошо. Сейчас даже что-то вроде цеха организовали. Уже до шести тысяч кирпичей в год довели. Для вас это, может, смешно, а для нас — большая цифра: четыре-пять кирпичные печи в год. Вся надежда на него, если опять не сорвется, снова не запьет в черную…
Перед глазами все еще плыли дулгалахские бараки, и до меня не сразу дошло, что он говорит о Диме Попове, и внутри что-то дрогнуло.
— Он ведь и жил-то до последнего времени там, на перешейке. Пригласили его на заседание сельсовета: «Слушай, на тебя вся надежда. Ты сделал великое дело: твои печи стоят и греют. Сможешь за пятнадцать лет, к двухтысячному году, ликвидировать в поселке железные печи? Хотим такой пункт вписать в культурно-социальную программу развития поселка, если ты возьмешься за это дело…» — «К двухтысячному? — спрашивает. — Это же еще черт знает когда!..» — «Да нет, — говорим, — всего через четырнадцать лет. Век кончается». А он сидит и понять не может. А потом как схватится за голову, словно чем его ударили: «Да вы что, граждане начальники, это не просто век, это ведь второе тысячелетие нашей эры кончается!.. На самом деле — неужели третье тысячелетие? Ведь вроде вот только в школе проходили про какой-то Древний Рим, впереди еще, по крайней мере, полвека было, так далеко, что об этом никто думать не думал». И нас тоже — как бы стукнуло: а ведь, правда, — третье тысячелетие! До этого тоже как-то все времени не хватало подумать, то одно, то другое… Глядим друг на друга растерянно. А он привстал даже от волнения: «Вот те на: пил бы, пил — и вдруг третье тысячелетие! Или: пил бы, пил — и даже не знал, что уже наступило третье тысячелетие. А может, и конец света, ведь, говорят, писано где-то. Ты по-прежнему хлещешь какое-нибудь средство для чистки окон и не подозреваешь, что уже наступил конец света!.. Неужели это так близко, а? Нет, вы подумайте; на носу третье тысячелетие нашей эры! Вы хоть понимаете это, мужики? Хоть кто-нибудь задумался над этим?!» И плачет, и смеется: «Неужели не понимаете?..»
