Тихая ль взойдет свобода
И незыблемый закон,
В церковь ли пойдешь с смиреньем
Иль, начавши кабаком,
Все свои недоуменья
Порешишь ты топором?
Далеко он видел, «далекий от общественно-политической борьбы» тихий русский писатель! Увы, народ толкнули на второй путь, путь страшного самоуничтожения. В 1883 году И. С. Аксаков в статье «Застой у нас происходит оттого, что решали исторический вопрос, не вооружась историческим сознанием» с горечью признавался: «Приступая к этому великому действию, мы не только не отдавали себе ясного отчета в его значении, в объеме его последствий, но даже и теперь не стоим с ним в уровень нашим сознанием. Доказательством первого служит хотя бы то, например, что одновременно с освобождением (на которое почти все смотрели с точки зрения только гуманной и либеральной) поднесли у нас, водясь либерального доктринизма, этому освобождающемуся народу вместе с опьяняющим «кубком свободы» и вольный кубок пьяной сивухи в буквальном смысле, то есть — пресловутую дешевку!.. Потомкам покажется это, пожалуй, истинным преступлением, но мы, современники, знаем, что это произошло… по недомыслию, из либерального благодушия. Если народ не обезумел нравственно от двойного хмеля, так конечно этим обязан он только себе, своим нравственным качествам, а никак не административной мудрости. Мало того: в западном крае, выпуская народ из крепостной зависимости, напустили на него одновременно евреев, массу искусных эксплуататоров, от которых дотоле более или менее ограждались крестьяне не только законом, но и помещичьей властью…»
Впрочем, И. В. Киреевский предупреждал об этом ранее, задолго до отмены крепостного права. Прежде чем отменить его, мы должны подумать, что дадим народу взамен. Еще 17 марта 1847 года он писал сестре: «Правда, у нас теперь беспрестанно говорят об эмансипации Кошелев, Хомяков и другие. Но я их мнений не разделяю. Не потому, что я считаю хорошим и полезным для России оставить навсегда крепостное право; не потому даже, чтобы я считал это возможным; крепостное право должно со временем уничтожиться, когда предварительно будут сделаны в государстве другие перемены, законность судов, независимость частных лиц от произвола чиновников и многие другие, которые здесь исчислять не нужно, — но в теперешнее время, я думаю, такая всеобъемлющая перемена произведет только смуты, общее расстройство, быстрое развитие безнравственности и поставит отечество наше в такое положение, от которого сохрани Бог!»
Как далеко они видели! Но у них не было ни сил, ни времени, смерть как бы специально одного за другим в расцвете лет вырывала из жизни… Наверное, никто другой не приблизил так крестьянскую реформу, как славянофилы. Но беда в том: боясь, что на основе их предложений могут возникнуть ростки истинного народовластия, не прислушались к ним и при отмене крепостного права, не сделали главного: реформа не сделала землепользователя землевладельцем и разрушила общинные устои народа. В Манифесте не были учтены исторические интересы крестьянства, а значит, исторические интересы народа, потому он в конце концов, доведенный до отчаяния, по злой подсказке, потянулся к топору.
Г. В. Плеханов в статье «П. Я. Чаадаев» писал: «Славянофилы раньше западников почувствовали необходимость апелляции к внутренней объективной логике национального общественного развития, но эта апелляция привела их туда, куда совсем не стремились попасть, по крайней мере, первоучители славянофильства… Вот как зла была ирония нашего внутреннего развития! Славянофильство расчищало почву для торжества чуждого утопий западничества, выставляя программу, сближающую нас в экономическом отношении с «гнилым» Западом!»
Они жили народными нуждами и умирали самыми народными болезнями: А. С. Хомяков умер от холеры, П. В. Киреевский — от тифа… Они, не жалея сил, готовили почву для будущей России, они надорвались на этой многотрудной пашне, а в жаждущую семян почву бросали плевела совсем иные, недобрые люди. А на их, провозглашающих: «Нет, пусть свободно и ярко цветут все народности в человеческом мире; только они дают действительность и энергию труду народов. Да здравствует каждая народность!» — истинные и вечные националисты, мастера подмены, повесят до сих пор до конца не смытый ярлык русских националистов. И вместо этого провозгласят другое единение: когда все народы сваливаются в единую яму, вроде силосной, в результате гнилостного брожения в которой получается нечто среднее, вонючее и послушное, и над всем этим стоят представители «избранного» народа, а сам народ этот страдает не меньше, а может, больше других.
Увы, как ни горько, но точно по этой схеме все повторяется в российской история веком спустя, в наши дни, когда чудом сохранившаяся, немногочисленная народная интеллигенция встала на борьбу с новым, установленным в результате лагерной «коллективизации» крепостным правом. Увы, мы и ныне решаем исторический вопрос, не вооружаясь историческим сознанием. Увы, но всеобъемлющие перемены пока производят только смуты, общее расстройство, быстрое развитие безнравственности и могут поставить (если уже не поставили) отечество наше в такое положение, от которого сохрани Господи! Опять, как в прошлом веке: почву медленно и упорно, с великими жертвами, готовили под жито одни, а сеяли дурманные травы, оклеветав первых, совсем другие. Сеяла публика, которая по очень точному выражению писателя В. Максимова, издающего в зарубежье журнал «Континент», «отсидевшись в трудные времена по тихим углам… с милостивого разрешения власть предержащих ворвалась, сбивая друг друга с ног, на разминированное другими поле брани и принялась безнаказанно мародерствовать на нем по праву мнимых победителей…»
