Так, может, уже пришло то время — «будущих и уже начинающихся людей»?
Тот же Ф. М. Достоевский говорил, что бытие начинается на границе небытия. Никогда, наверное, как сегодня, мы не были так страшно разбиты на кучки и лагеря в своих убеждениях, никогда еще, наверное, как сегодня, в мире и в стране нашей не были так попраны идеи соборности и человеческого семейного всеединства. И Земля Русская снова, словно в пору «Слова о полку Игореве», на грани страшного разъединения. Пришло время великой проверки, время Концов и Начал. И, может быть, по крайней мере, я верю, что, дойдя до края над пропастью, люди наконец опомнятся и вернутся к святости Семьи: к семейным отношениям с природой, к крепкой семье, к семейным отношениям в народе и между народами, как к единственно возможным. И в нашей духовной жизни займут достойное место и С. Т. Аксаков, его кровные и духовные сыновья и их нравственные продолжатели. Не случайно один из самых последних и светлых и трагических представителей русского воззрения, русской общинной мысли П. А. Флоренский, живший и работавший в Троице-Сергиевой лавре и до конца разделивший участь родного народа, писал в самое безысходное для России время — 20 мая 1917 года — наследнице имения Абрамцево А. С. Мамонтовой: «Все то, что происходит вокруг нас, разумеется, мучительно. Однако я верю и надеюсь, что, исчерпав себя, нигилизм докажет свое ничтожество, всем надоест, вызовет ненависть к себе, и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы не по-прежнему, вяло и с оглядкой, а наголодавшись, обратятся к русской идее, к идее России, к Святой Руси… Я уверен, что худшее еще ВПЕРЕДИ, а не позади, что кризис еще НЕ миновал. Но я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, даже всемирную атмосферу, испорченную едва ли не с XVII века. Тогда «Абрамцево» и Ваше Абрамцево будут оценены: тогда будут холить и беречь каждое бревнышко Аксаковского дома; каждую картину, каждое предание в Абрамцеве, в абрамцевых. И вы должны заботиться обо всем этом ради будущей России, вопреки всяким возгласам и крикам… Самое худшее, если бы Абрамцево уничтожить физически, то и тогда, несмотря на это великое преступление уничтожения перед русским народом, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло…»
К сожалению, ныне, более чем полвека спустя, можно с еще большей горечью повторить, что «худшее еще ВПЕРЕДИ, а не позади, что кризис еще НЕ миновал».
Очистит ли новый кризис русскую атмосферу? Хочется вслед за П. А. Флоренским верить в это, но сил уже нет, и новые революционеры старыми лозунгами мутят народ, и явился новый Гришка Отрепьев в образе народного заступника-страдальца, и в народных святых не Сергий Радонежский, а создатель водородной бомбы, и народ, привыкший терпеть, простил своему правительству все, но не простил, может быть, не совсем уклюжей, но искренней попытки покончить наконец с закоренелым пьянством.
И в сложившейся кризисной ситуации вдвойне актуальны «семейные» мысли С. Т. Аксакова. И в год 200-летия со дня его рождения мы обязаны были напомнить о них родному народу, и они должны помочь нам осознать как свои корни, так и цель, храм, к которому мы если не идем, то должны идти. В противном случае наша память ханжеска и лицемерна. И какая безысходность ни наваливалась бы на нас, ныне, когда уже спасти Россию, кажется, может только чудо, мы должны как никогда с заботой отнестись к порушенным и оскверненным аксаковским местам «ради будущей России, вопреки всяким возгласам и крикам».
Широко известна Легенда о Великом Инквизиторе. Не менее известна Легенда о Великом Ветренике — Дон Жуане. Почему-то именно она так популярна на нашей планете, даже особый вид искусства придумали для прославления его — оперетку. Я рассказал вам о Великом Семьянине. Только не легенда это, а Быль. Кстати, на это странное свойство мировой культуры обратил внимание А. П. Платонов в 1941 году в предисловии к «Детским годам Багрова-внука»: «Именно в любви ребенка к своей матери и к своему отцу заложено будущее чувство общественного человека; именно здесь превращается он силою привязанности в общественное существо… Образ семьянина, художественно равноценного Дон Жуану, не существует в мировой литературе. Однако ж образ семьянина более присущ и известен человеку, чем образ Дон Жуана… Отношение Аксакова к природе и к русскому народу является лишь продолжением, развитием, распространением тех чувств, которые народились в нем, когда он в младенчестве прильнул к своей матери, и тех представлений, когда отец впервые взял своего сына на рыбную ловлю… и показал ему большой светлый мир, где ему затем придется долго существовать… Значение «Семейной хроники» Аксакова, значение его мысли о семье, как о чистой, великой силе, складывающей человека и предопределяющей его судьбу, для нашего времени не менее важно, чем для эпохи Аксакова…»