“Чуть-чуть не закончив” (так он сам говорил) книгу о Ф. М. Достоевском, Георгий Андреевич Мейер умер 7 февраля 1966 года на больничной койке. Не знаю, пытался ли он разыскивать своих родственников в России. Скорее всего, нет, боясь им навредить. О великой скромности этого необыкновенного, не совсем русского по происхождению, но с очень русской судьбой человека говорит тот факт, что его книги, которые, несомненно, займут достойное место в отечественном литературоведении и в отечественной философии, изданы его близкими уже после его смерти: и “Свет в ночи” (Франкуфурт, 1967) и “У истоков революции” (Франкуфурт, 1971).
1998
- P. s.
После того как мой материал о Г. А. Мейере был опубликован в газете “Республика Башкортостан”, мне позвонила уфимка Наталья Ивановна Акимова:
— А вы знаете, что у Георгия Андреевича, когда он уходил с Белой армией, в России осталась беременная жена.
— Да, под Самарой. У нее потом родился сын, который последние годы жил в Уфе. В Уфе и похоронен. Сергей Георгиевич Мейер. — Вы хорошо знали его? – наконец выдохнул я.
— Мы вместе работали в одном проектном институте. К тому же мы приходимся друг другу родственниками: сестра Георгия Андреевича была замужем за моим дядей по матери.
— Знал ли Сергей Георгиевич, что его отец жив?
— Не знаю. По крайней мере, ни он, ни Андрей Андреевич об этом никогда не говорили.
— Знал ли Георгий Андреевич о своем сыне? — подумал я вслух. — Или, по крайней мере, что у него в России, после того как он был вынужден покинуть ее, кто-то родился?
— Об этом теперь можно только гадать, но, скорее всего, не знал. Иначе, наверное, попытался бы искать их.
— Но, может, боялся таким образом навредить своим родственникам в России?
— Скорее всего, что все-таки не знал. Ведь в шестидесятые годы это уже было не так опасно… Его сын, Сергей Георгиевич, был личностью неординарной, артистичной. Открытый, веселый. Все его любили. Прекрасный рассказчик. Талантливый инженер-нефтяник. Он был ГИПом (главным инженером проекта) в промысловом отделе нашего института. Влюбился в тогда популярную певицу Таисию Жоголеву, сопрано. Это было в пятидесятые годы. И вдруг неожиданно для нас сам стал петь в оперетте. Правда, через какое-то время снова вернулся к нам в институт в нефтепромысловый отдел… Кстати, у моего двоюродного брата, Алексея Борисовича, сохранилась фотография Георгия Андреевича: совсем молодой, в военной форме, — то ли времени Первой мировой, то ли гражданской войны, на погоне номер полка… А еще у него есть автограф Жуковского: стихотворение-посвящение Сергею Тимофеевичу Аксакову…
-Жуковского?!. – оторопел я. — Не Василия Андреевича же?
-Не знаю. Брат мой живет в Курске. Вы можете ему написать.
Не мешкая, я написал: просил, по возможности, прислать фото- или ксерокопии фотографии и автографа… Надо ли говорить, с каким нетерпением я ждал ответа. И вот, наконец, разрываю конверт с обратным адресом Курска, разворачиваю большой, нестандартный лист толстой бумаги и — вижу написанные крупным почерком старинной вязью с ятями стихи:
“К юбилею С. Т. Аксакова 30 апр. 1909.
Когда душе спасенья нет От современности идейной, С волненьем отроческих лет Молчу над “Хроникой Семейной”. Знакома каждая черта, Родное дорого и ясно, Былого сказкою прекрасной, Моя врачуется мечта. Простой язык патриархальный, И ум седого старика, Ценю как бодрый звон пасхальный, Гудящий мне издалека. Вся Русь в чудесной светлой речи, С бураном, степью и весной, С кивотом, где зажгутся свечи, С благоуханной стариной. Как хорошо! Согретой Демы Струится полая вода: И вот, охотничьей истомы Приходит снова череда… О, где ты, край его заметок, Край ожиданья и тревог? Все тот же омут в тьме из веток, Рыбачьей грезы уголок? Жива ли мельница седая, Толчет ли, мелет как при нем, Зерно златое поглощая, Шумя тяжелым колесом? Все та же скромность, но не скука, Все те же степи и леса, — Простор для дум Багрова-внука, Запечатленная краса! Спасибо, старец прозорливый, За чары чистые твои: Тобой любить родные нивы Я научился и ручьи; Пусть я иду за рубежами Моей отчизны дорогой, Я плачу русскими слезами, Я верю русскою душой. Во что? – Что будет жить Россия, В победу нашей глубины, В раздумья русские, святые, Не сколок с чуждой стороны. Как прелесть “Хроники Семейной”, Как ты, как дивный твой язык, — Моей Отчизны не затейной Удел и славен и велик! Владимир Жуковский. Кенигсберг. Март 1909 г.”.
Торопливо листаю биографический словарь “Русские писатели 1800 — 1917”. Следующая за статьей о Василии Андреевиче Жуковском – статья о Жуковском Владимире Григорьевиче. Он ли?.. Торопливо пробегаю взглядом по странице… Он!.. В 1907 — 1910 годах Владимир Григорьевич Жуковский служил консулом в Кенигсберге.
