Михаил Чванов

Памяти русского фабриканта Александра Степановича Паникина «…устремить на высокую жизнь русского человека».

Я долго не мог взяться за перо, так это меня ударило…

Мало сказать, что его смерть меня потрясла. Как человека, неравнодушного к будущему России, она повергла меня в невеселые мысли: неужели его ранняя кончина – только набрал высоту! — была предопределена Всевышним? Только встал человек на ноги, огляделся и начал работать не на свой лишь живот, чем занимается сейчас большинство из нас и к чему призывает нынешняя официальная идеология: «Сначала думай о себе, а потом уж о Родине», впрочем, о ней можешь совсем не думать, — только начал в полную силу работать на будущее России и доказал, что ее населяют не только одни дураки  и международные воры, как подрубается он на корню. Нет, не расстреляли в подъезде, не взорвали на мине в машине, что само по себе было бы страшно, но по нынешним временам так привычно и понятно, а просто не выдержало, разорвалось сердце, а потому вроде бы никто, кроме него самого, не виноват: не жалел себя. Невольно приходит мысль: может, Господу  Богу уже неугодно, чтобы Россия встала на ноги, перестав быть дешевой сырьевой колонией, этакой дикой африканской прерией, где по следам пиршеств хищников-олигархов бродят стаи вонючих гиен, а власть у тех и других только в шестерках. Но одно дело, когда убивают враги, другое – когда человека вроде бы Бог забирает, когда он больше нужен не там, а здесь. Впрочем, наверное, его смерть все-таки нужно считать убийством, медленным, изощренным, осуществленным по четко отработанной в том числе чиновниками разных уровней методике. Хотя и с инфарктом, когда он остался один в  своем загородном доме, чтобы собраться с мыслями, не все ясно…

Я ни разу с ним не встречался, но его неожиданная смерть стала для меня личным горем, невосполнимой потерей, потому что людей, подобных ему, можно по пальцам одной руки пересчитать, истинных предпринимателей, поставивших свое дело не на «куплю-продам», не на воровстве, хитро названном приватизацией, и не просто дело, а производство,  давшее миллионам людей дешевую и добротную одежду, а тысячам — достойную работу.

Увы, он был белой вороной среди нынешних российских так называемых «новых русских», сделавших слово «предприниматель» синонимом слова «бандит», наживших свои состояния, ловко хапнув накопленного за десятки лет народного добра в специально созданный такой же бандитской властью «революционный» момент. И потому он одинаково раздражал и тех и других, так как своим делом, самим своим существованием отрицал и тех и других, доказывая, что в России, несмотря ни на что, родились и встают на ноги и истинные предприниматели, которые, не дай Бог, объединившись, схватив себя за волосы, вытащат себя и Россию из болота, а одновременно вытащат и народ из нищеты. Он раздражал и тем, что в газетных и теле-интервью именно он, человек новой экономической формации, подвергал уничтожающей критике антинародные, антигосударственные реформы нынешнего российского правительства, навязанные МВФ и прочими, стремящимися «облагодетельствовать» Россию сомнительными международными организациями. Куда это заводит, мы видим на примере Аргентины. Он доказал, что мы способны жить собственным умом и собственным трудом, а не стоять на задних лапах за карамелькой, подобно ученому псу в цирке, как стоят на задних лапах, вместо того, чтобы работать, в ожидании жалких подачек международного авантюриста Сороса наши в том числе государственные и даже ученые мужи.

Он был настоящим предпринимателем — в истинном, не оболганном значении этого слова, редким как белый олень в тундре. Потому за ним с особым пристрастием охотились и бандюганы от компартии в советское время, и бандюганы от нынешней  антинародной компрадорской власти. Первым самим своим существованием он доказывал несостоятельность коммунистического экономического режима, а вторых он не устраивал тем, что создавал национальное производство, а им, наоборот, надо было все завозить из-за границы и все вывозить за границу, прямо или косвенно ссылаясь на то, что русский мужик, кроме того, как водку жрать, ничего другого не может.

Как всякий, теперь, к сожалению, редкий, настоящий русский, — а понятие русский для него было, как и для меня,  не понятие крови, а отношение к Державе, — он был азартен и нетерпелив, он хотел сразу все: одеть и накормить  народ, обустроить мир не только вокруг себя, но и всю Россию, при том строя нормальные экономические отношения с Западом. Девизом для себя он взял слова Н.В. Гоголя: «Надобно любить хозяйство, потому что это дело рук твоих, потому что видишь, как ты всему причина, ты творец всего, и от тебя как от какого-нибудь мага сыплется изобилие и добро для всех». Эти слова он сделал эпиграфом второй своей книги, которую назвал «Человек и государство», а одну из глав: «Власть зарабатывает на том, что не дает работать». А первая его книга называлась «Шестое доказательство (Записки русского фабриканта)», в которой он рассказывал о своем тернистом пути, которую он написал для того, чтобы начинающие предприниматели знали: все же можно прорваться сквозь заградительные красные флажки… К третьей своей книге с сакральным для России названием «Что делать?» эпиграфом он выбрал другие слова Н.В. Гоголя: «Где же тот, кто бы на языке, родном душе нашей, сумел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? Кто, зная все силы и свойства, всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека».

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top