Михаил Чванов

Загадка гибели шхуны «Св. Анна»

Верили ли мы слепо в гипотезу, что Леваневского нужно искать на озере Себян-кюель? Как и Е. К. Федором, как и В. И. Аккуратов, который стал нашим научным руководителем, — разумеется, нет. Но мы, как и они, считали, что любая, на первый взгляд, самая фантастическая гипотеза должна быть проверена. Свою задачу мы видели так: если сможем закрыть хотя бы одну из версий, тем самым сузим круг поиска, значит, тем, кто будет искать после нас, будет легче. И в то же время — а вдруг?.. И двумя группами мы летели на северо-восток страны. Основная группа под руководством Эрнста Мулдашева — на озеро Себян-Кюель, а я с кандидатом технических наук Вячеславом Поляниным из Уфимского авиационного института — в Охотск, откуда пришла весть, что один из вертолетчиков обнаружил в горах под Магаданом четырехмоторный самолет, на вытаявшем из снега моторе была табличка: «1937 г.». Удивительным образом пересекаются человеческие судьбы: этим вертолетчиком оказался никто иной, как Николай Балдин, который в 1975 году высаживал меня в верховьях реки Охоты, а на обратном пути, попав в снежный заряд, врезался в скалы у перевала Рыжего в высокогорном хребте Сунтар-Хаята, и потом в преддверии зимы мне пришлось долго кочевать с эвенами-оленеводами в худосочной охотской тайге, ближайшим населенным пунктом в трехстах километрах был Оймякон. Я прилетел в Охотск, откуда мы собирались вертолетом заброситься в район обнаруженного с воздуха когда-то потерпевшего катастрофу самолета. На аэродроме меня неожиданно встретила, явно волнуясь, молодая красивая женщина с шоколадным южным загаром с букетиком неярких северных цветов. От неожиданности я растерялся: «Кто это?» И только потом узнал в ней жену вертолетчика Николая Балдина, который в свое время забрасывал меня в верховья Охоты и который позже написал В. И. Аккуратову, что видел с вертолета на одной из сопок на мысе Лисянского вытаявшее из снега крыло самолета. Тогда с верховьев Охоты уже по снегу меня вытащил вертолет московских аэрогеологов, в Охотске я пошел к Николаю Балдину на квартиру, если квартирой считать выделенную ему, недавно женившемуся, маленькую комнатушку в бараке. Меня встретила опухшая от слез девятнадцатилетняя худенькая девчушка с плачущим на руках ребенком, Николай с крупозным воспалением легких и переломами ноги и ребер лежал в Охотской больнице, заведено уголовное дело. И вот теперь передо мной стояла повзрослевшая и, как в старину говорили, обабившаяся, красавица с шоколадным южным загаром.

Мы расцеловались.

— Кого–то встречаешь? – спросил я, все еще не веря, что она встречает меня, хотя со своим огромным рюкзаком я вышел из самолета последним.

— Тебя.

— …?

— Как услышала, что кто–то летит искать Леваневского, поняла, что это опять ты… Ты прости меня, но я прошу тебя, сделай все, чтобы Николай не полетел с тобой. Он прилетает из Хабаровска следующим рейсом, какие-то дела у него там по работе, я прилетела вчера, и утром собирается идти к командиру авиаотряда проситься лететь с тобой. Перехвати его, иди к командиру авиаотряда прямо сейчас, он у себя! Скажи, что не хочешь лететь с Балдиным! Найди какую-нибудь причину. Прости меня, но после того полета с тобой он почти год по больницам, следствие… За тобой тут сложилась дурная слава, что приносишь беду. Знаешь, каких трудов стоило, чтобы ему снова вернуться в авиацию?! Прости меня, но сделай все, чтобы летел кто-нибудь другой! Только не говори Николаю, что я тебя об этом просила… Вечером ждем тебя в гости… Ты прости меня!..

А все дело в том, что два года назад, забросив меня в верховьях Охоты, что в двухстах километрах от Оймякона, второго полюса холода на нашей планете, на обратном пути вертолет Николая на перевале Рыжем в высокогорном хребте Сунтар-Хаята зарядом пурги бросило на скалы, и Николая со товарищи нашли побитыми, обмороженными только на пятые сутки. Николай не мог сказать следователям, что на борту был я, что он разбился, контрабандой забрасывая меня, а что он оказался в том районе, объяснил тем, что в пургу сбился с курса, скажи он правду, ему грозил бы вполне реальный срок.

Я пошел к командиру авиаотряда и попросил, чтобы  со мной полетел кто-нибудь другой, но только не Николай Балдин.

— Но допуск на ночные полеты на сегодня имеет только Николай Балдин, за светлое время вертолет с мыса Лисянского обратно не дотянет. Второй командир-ночник — на таежных пожарах, вернется только через несколько дней.

— Но я подожду.

Приветливо встретивший меня командир авиаотряда сразу стал со мной холоден и сух, я не мог объяснить ему причины отказа лететь с Николаем Балдиным, и он справедливо посчитал меня если не трусом, то еще хуже – по отношению к Николаю Балдину неблагодарным, подлецом, он не мог не знать о нашей позапрошлогодней истории. В результате мы взлетели только через два дня с другим пилотом, но в самый последний момент в вертолет неожиданно запрыгнул и Николай, он готов был лететь к когда-то погибшему и обнаруженному им самолету хотя бы пассажиром. После той катастрофы, после череды больниц и судебных разбирательств, после того, как оставит Север и уедет на родину в теплый Кировоград, он не выдержит и вернется в Охотск. И вот мы снова летели вместе над суровыми северными горами.

1 комментарий

  1. Здравствуйте! Я недавно занимаюсь темой экспедиции Брусилова, и у меня не так много информации. А вопросы есть. В этой книге Вы пишите: «Кто он, кто поступил на службу на «Св. Анну» одним из первых ещё в Петрограде 20 июня 2014 года». Вероятно, имеется в виду 20 июня 1912. Но И.В.Ходкина приводит выписку трат Б.А.Брусилова: «…Затем в мае, июне и июле «Юре в Лондон» ещё 33440 рублей». И тут либо ошибка у Вас в тексте, либо Неизвестный нанялся на «Св. Анну» ещё в Англии. Либо у меня недостаток информации. Есть и ещё один коммент. О пропавшей почте. В то время ещё была надежда, что шхуна или кто-то из экипажа могут вернуться. Тогда вопрос о письмах встал бы ребром. Поэтому Альбанов не мог не написать о почте. Кстати, там ведь были не только письма, но и документы тех, кто уходил с судна вместе с штурманом.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top