Михаил Чванов

Загадка гибели шхуны «Св. Анна»

Но ничего, сегодня все как-то улаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги, надеюсь, дядя сегодня вышлет.

Крепко любящий тебя Юра».

В следующем письме, как окажется, последнем, он постарается успокоить мать:

«Югорский Шар, с. Хабарово, „Святая Анна”. 2 сентября 1912. Дорогая мамочка! Все пока Слава Богу! Пришли в Югорский Шар — это пролив в Карское море. Последние два дня был хороший ветер, и мы быстро продвигались. Мима пошла со мной в качестве доктора, пока все исполняет хорошо, она же будет заведовать провизией. Кают компания состоит у нас из следующих лиц: Мима, штурман Альбанов, 2 гарпунера — Шленский и Денисов, и я. Если бы ты видела нас теперь, ты бы не узнала. Вся палуба загружена досками и бревнами и бочонками, в некоторых каютах теплое платье и сухари, в большом салоне половина отгорожена и навалены сухари. По выходе из Александровска выдержали штормик, который нас задержал на сутки. Пиши мне в нескольких экземплярах: село Гольчиха, устье Енисея, Енисейской губернии, или области, не помню хорошо, Туруханск, той же губернии и Якутск. Я думаю, что, может быть, удастся получить, если зазимуем в пункте, удобном для посылки за почтой. Но это почти невероятная вещь, так что нужно считать за счастливую случайность. Крепко целую тебя мамочка. Надеюсь, что ты будешь спокойна за меня, т. к. плавания осталось всего две недели (видимо, он имел в виду зимовку — М. Ч.), а зима, это очень спокойное время, не грозящее никакими опасностями и, с Помощью Божией, все будет благополучно. Крепко целую тебя моя милая мамочка, будь здорова и спокойна, твой Юра»

Письмо датировано 14 сентября, уже в Югорском шаре, где из с. Хабарово отправили последнюю почту. Что касается ответа отца Ерминии Александровны, из письма Георгия Львовича можно предположить, что оно было разрешающим.

– А известно содержание письма отца, разрешающего ей ухолить в плавание? – спросил я Ирину Александровну.

– Насколько мне известно, письма не было, да и не могло быть из-за нехватки времени. Георгий Львович тут немного лукавил. Была телеграмма: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа».

– Буквально на днях я узнал еще об одной версии, что якобы перед самым отплытием произошли события, внешне чисто коммерческие, которые, может, и сыграли, пусть не главную, но определенную роль в последующих трагических обстоятельствах. Якобы Борис Алексеевич сначала был только одним из акционеров созданной специально для этой экспедиции зверобойной кампании, но потом под давлением жены неожиданно предъявил условие: он целиком берет на себя финансирование экспедиции, вес другие акционеры должны выйти из дела. Как видите, последнее письмо Георгия Львовича косвенно это подтверждает. По этой причине якобы и вышел из состава экспедиции первый помощник и акционер лейтенант Андреев.

– Точно я не знаю, но, кажется, и это имело место…

– А кто такая Леночка?

– Это какая-то ее подруга… А вот фотография Ерминии Александровны. Она не была красива, но, как говорят, была очень обаятельна. А это ее последнее письмо. — Ирина Александровна осторожно передала мне сложенный вдвое лист:

«14 сентября. Дорогие мои милые папочка и мамочка!

Вот уже приближаемся к Вайгачу. Грустно думать мне, что вы до сих пор еще не могли получить моего письма из Александровска и, наверное, всячески осуждаете и браните вашу Миму, а я так и не узнаю, поняли, простили ли вы меня или нет. Первый раз в жизни я не послушалась папиного совета, но, право, будь вы здесь, на месте, то вошли бы в мое положение. Ведь вы же понимали меня, когда я хотела ехать на войну (Балканскую – М. Ч.), а ведь тогда расстались бы тоже надолго, только риску было бы больше. Если бы только я могла получить весточку от вас, то, кажется, была бы вполне счастлива. Пока все идет у нас хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Леночка ходила вся в слезах, так как расставалась с нами, я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу. К вечеру, когда нужно было сниматься, оказалось, что вся команда пьяна, тут же были те несколько человек, которые ушли, александровские жители, и вообще, такое было столпотворение, что Юрий Львович должен был отойти и встать на бочку, чтобы иметь возможность написать последние телеграммы. Было уже темно, когда мы проводили Леночку и Баумана (больного штурмана) на берег и наконец ушли в морс. Леночка долго  стояла на берегу, мы кричали «ура», она нам отвечала…

Первый день нас сильно качало, да еще при противном ветре, так что ползли страшно медленно, зато теперь идем великолепно под всеми парусами и завтра должны пройти Югорский Шар. Там теперь находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма. Эти дни, после выхода из Архангельска, прошли для меня незаметно: первый день так качало, что ничего нельзя было сделать, потом я устраивала аптечку. Мне отвели под нее пустую каюту. Больные у меня уже есть, но, к счастью, пока только приходится бинтовать пальцы, давать хину и пр. Затем я составила список всей имеющейся у нас провизии. Вообще, дело для меня находится, и я этому очень рада. Потом начну сама себя обшивать… Температура стоит уже довольно низкая +1, +2, был снег, но немного. Пока холод не дает себя чув­ствовать, во-первых, Юрий Львович меня снабжает усердно теплыми вещами, а кроме того в каютах благодаря паровому отоплению очень тепло. Зимой же полагается одеваться с ног до головы в олений мех, я все эти костюмы уже видела — очень забавные. Где именно будем зимовать пока неизвестно, зависит от того, куда удастся проскочить. Желательно попасть в устье Лены. Интересного предстоит, по-видимому, масса. В мое ведение поступает фотографический аппарат — кажется складной Кодак № 1А (я еще не рассматривала). Жаль очень, что мало бумаги для рисования. Если будет малейшая возможность, то пришлю откуда-нибудь письмо — говорят, встречаются селения, из которых можно передать письма. Но вы все-таки не особенно ждите. Вам пришлют из Архангельска посылку. Дело в том, что я купила в Александровске оленью шкуру, Леночка обещала отдать ее в Архан­гель­ске выделать, и вышлет ее вам. И я хочу, чтобы ты, мамочка, взяла ее себе, конечно, если не дрянь. Я купила для ребят несколько игрушек в Петербурге, тетя Жанна тоже просила передать и так обидно, что все это должно ехать дальше. Так не хочется заканчивать это письмо. Между тем уже поздно. Так не хочется забыть, что-нибудь сказать. Поцелуйте крепко-крепко от меня тетю Жанну и дядю Петю, передайте привет всей нашей милой публике. Куда-то мне придется вернуться? Наверное, уже не в Нахичевань. Об одном умоляю, если папа получит такое назначение, что Арабика нельзя будет везти, то не продавайте, а пошлите его Лене. Кстати, Лена просила передать папе, что если его щенок окажется неудачным, то она может ему прислать от своей собаки (пойнтера). Поцелуйте крепко Лукинишну, Баечку. Просто не верится, что не увижу вас всех скоро опять.

1 комментарий

  1. Здравствуйте! Я недавно занимаюсь темой экспедиции Брусилова, и у меня не так много информации. А вопросы есть. В этой книге Вы пишите: «Кто он, кто поступил на службу на «Св. Анну» одним из первых ещё в Петрограде 20 июня 2014 года». Вероятно, имеется в виду 20 июня 1912. Но И.В.Ходкина приводит выписку трат Б.А.Брусилова: «…Затем в мае, июне и июле «Юре в Лондон» ещё 33440 рублей». И тут либо ошибка у Вас в тексте, либо Неизвестный нанялся на «Св. Анну» ещё в Англии. Либо у меня недостаток информации. Есть и ещё один коммент. О пропавшей почте. В то время ещё была надежда, что шхуна или кто-то из экипажа могут вернуться. Тогда вопрос о письмах встал бы ребром. Поэтому Альбанов не мог не написать о почте. Кстати, там ведь были не только письма, но и документы тех, кто уходил с судна вместе с штурманом.

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top