Только что закончилась бестолковая полуторачасовая «пятиминутка» у редактора, основной мыслью которой было, что все мы, исключая его да ближайших его соратников, напрасно получаем зарплату: корреспонденты обленились, перестали ездить в командировки, мало ездят заведующие отделами — редактор выразительно посмотрел на меня, хотя прекрасно знал, почему я не в командировке, а соберись, сам же и не пустит — четвертую полосу газеты некому будет делать.
Такие разносы у редактора устраивались обычно после «клизмы» в верхах самому редактору. Надо сказать, что редактор наш был личностью по-своему замечательной. Не так уж много он пока прожил на белом свете, но всегда — как-то уж так получалось, может, в этом и не его вина — он руководил. Он, как почему-то и большинство нас в редакции, был из села, впрочем из районного центра, вроде бы всеми своими кровеносными сосудами и сухожилиями крепко-накрепко связанного с деревней, более того, вроде бы только для нее и существующего, но в то же время уже оторванного от нее. Однажды случайно выяснилось, что мой сосед по лестничной площадке электрик Володя Парфенов был его земляком, так вот Володя утверждал, что у редактора нашего еще в детстве проявилась склонность к руководству: в школе он был сначала непременно санитаром, а потом старостой, и когда ездили в колхоз на картошку, ему по причине руководящей занятости ни разу не довелось взять в руки лопату. Подвизался он на общественных должностях и в университете, где учился на историческом факультете. И никого не удивило, что благодаря своей общественной активности он счастливо избежал распределения в сельскую школу, а пошел по комсомольской линии, удивило некоторых, пожалуй, только то, что уж как-то слишком быстро он оказался в обкоме комсомола. Там, правда, скоро увидели, что допустили ошибку, но быть вычеркнутым из списка номенклатурных работников еще труднее, чем попасть в него, и сделали его редактором молодежной газеты, потому что в данный момент позарез был нужен именно редактор (прежнего забрали в партийную газету), а по анкетным данным никто из сотрудников газеты на эту должность почему-то не подходил. Надо полагать, что в отечественной практике это был единственный случай подобного назначения на работу — и нам просто не повезло. Так он стал редактором, хотя с подобным же успехом, наверное, мог бы руководить колхозом, баней, научно-исследовательским институтом, консерваторией, дергал коллектив из стороны в сторону, «бросал на передовые рубежи», газета изо дня в день становилась все хуже, но виноватыми оказывались все те же сотрудники.
Такой была «пятиминутка» и на этот раз.
— Газета стала плохой,— наконец, подвел черту редактор,— читать совершенно нечего.
— Да, газета стала плохой,— тяжело вздохнув, торопливо поддакнул недавно возвышенный в замы из литсотрудников на гонораре и еще не привыкший к своему неожиданному взлету Витя Пеунов.— Надо подтянуться.
— Где проблемные очерки?— продолжал редактор.— Где моральные материалы? Плохо освещаем кампании. Плохо осветили посевную. Сейчас заваливаем заготовку кормов. Все отделы должны включиться в эту кампанию. В каждом номере, по крайней мере по полполосы, должно быть посвящено этому делу.
— Потому и плохая газета,— не выдержал я,— что все время только и делаем, что кампанействуем. Никто не занимается своим делом — сплошные кампании. Был так называемый месячник леса и сада — шумели: все на посадку лесов. Слово-то какое придумали — не месяц, а месячник. Посадили, кампания кончилась, сами же безжалостно вытоптали эти посадки, а теперь еще леса дорубим, вон ведь до чего дошли, в степных районах — лесополосы вырубаем.
— Не разводи демагогию,— остановил меня редактор,— Сверху виднее. Это решение не подлежит обсуждению. Сказано: надо организовать отклики на обращение.
— Но читатели-то умные люди,— продолжал я. Я знал, что надо остановиться, что толку — себе только хуже, но остановиться уже не мог,— И мы себя считаем умными людьми. Зачем же заниматься самообманом! Ну ладно, заставляют нас делать эти отклики. Сделаем один, два, но зачем добровольно раздувать этот мыльный пузырь?! До каких пор у нас сельское хозяйство будет областью, где каждый считает себя крупным специалистом? Ведь ребенку ясно, что веточный корм — это не выход из положения. Ну ладно, два года назад было засушливое лето. А нынче?! Трава перестаивает. Дать бы горожанам косы. Так нет — вместо этого руби на корм дрова. Это что — от великого ума?
Редактор постучал пальцем по столу:
— Я уже сказал, этот вопрос не подлежит никакому обсуждению. Ты втягиваешь нас в опасный разговор. Ответственным за веточный корм в ближайшем номере назначим…— он обвел всех внимательным взглядом, от которого все торопливо отводили глаза — Горина,— остановился на мне не иначе как в отместку. — У него большой опыт, он может писать прекрасные очерки, вот и напишет о заготовке веточного корма теплый материал. А то засиделся, в командировках давно не был,— больно хлестнул он меня.