— Только не говори, что корреспондент,— засмеялась Полина Матвеевна,— а то я давеча перепугалась вся. Не говори уж, милый. А то тут всякие суды-пересуды. Скажи, что просто знакомый, а я тут предупрежу, что мне позвонить должны…
Я положил трубку, встал, защелкнул дверь на замок, подошел к окну. За ним за заводскими корпусами, за густо коптящей баней, за чуть проглядывающей отсюда рекой полыхало бабье лето. В лес бы сейчас!.. Плюнуть бы на все!.. Зря я не купил ту избу! Пожалел денег. Сейчас бы уехать хотя бы на субботу и воскресенье.
В дверь постучали. Я прислушался — нет, ошибся. Облегченно сел в кресло, потянул суставы. Но стук повторился. Я вздохнул, встал, отомкнул дверь. В коридоре стоял пожилой мужчина с сединой на висках. На пиджаке колодка с орденскими планками.
— Ваша фамилия Горин?— смущенно спросил он.
— Да.
— Тогда я к вам.— Мужчина еще больше засмущался.
— Проходите, пожалуйста,— пригласил я,— Садитесь.
Мужчина мялся.
— Я вас слушаю, — сказал я. Я уже знал, с чем он пришел. Почему под старость каждый второй испытывает непреодолимое желание стать поэтом или писателем?
— Меня редактор к вам направил,— сказал мужчина,— Стихи вот написал, ко дню битвы на Курской дуге.
Я не ошибся в своих догадках.
— Давно вы стихи пишете?— сухо спросил я.
Мужчина привстал со стула:
— Да нет. Какой я поэт! Так только разве — в стенгазету по знаменательному случаю. А в редакцию пришел в первый раз.
— Ну что ж, оставьте,— сказал я. — Прочитаю и отвечу.— Для меня каждый раз было великой пыткой объяснять вот таким незадачливым поэтам, в общем-то очень хорошим, как правило, людям, что не за свое дело они взялись. Почему-то всегда неловко смотреть им в глаза.
— А сразу прочитать, сейчас нельзя?— робко спросил мужчина.
— Сейчас я очень занят. Срочная информация в номер,— Я посмотрел на часы,— Впрочем, давайте.— Уж очень умоляющее и смущенное было у него лицо. И я проклинал себя за свою слабость, потому что еще труднее объяснять вот таким, как он.
Мужчина вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги:
— Вот.
— «Слава героям!» — вслух прочитал я название. Дальше стал читать про себя. Чтобы он не видел моих глаз, оперся лбом на руку. Читал и чувствовал, как мужчина напряженно и внимательно следил за мной. Еще раз прокляв себя, что согласился сейчас вот сразу читать стихи,— ответил бы потом спокойно по почте, — я убрал руку, вздохнул:— К сожалению, я вынужден вас огорчить. Стихи слабые, публиковать их нельзя.
— Почему?— заволновался мужчина.— Объясните мне, почему? Моим друзьям, фронтовикам, например, очень понравилось. Они и посоветовали обратиться в газету. И редактор ваш…
— Понимаете, это очень трудно объяснить,— я старался говорить как можно мягче.— Ну штампованные, что ли… Помпезные… Вот сами послушайте: «Гневом пылая», «орлы-герои», «с горящим взором»…
Мужчина даже привстал от волнения:
— Но все это же на самом деле было.— С обидой: — Я же все это своими глазами видел… Это же я о фронтовых своих друзьях. Они же на моих глазах пошли в атаку. Разве не герои? Ну, знаете, товарищ!..
— Вы не обижайтесь,— улыбнулся я,— Я не сомневаюсь, что все так и было. Но в стихах это надо как-то иначе. Чтобы за душу брало. Потом, на войне, наверное, все было…— я не мог подыскать нужные слова, — как-то проще, потому и горше. А «орлы»… — я замялся.
Мужчина вконец обиделся, он встал, руки его дрожали:
— Как это не берет за душу? Вы меня простите, молодой человек, но как это так можно?! Не орлы,— он горько покачал головой. — Как это не орлы? Вы бы видели, как они поднялись в атаку. Не ожидал я от вас такого. Простите, вы не видели войны, потому так легко судите… Дайте стихи.
— Ну это вы напрасно,— голос мой неожиданно для меня самого зазвенел,— насчет того, что я не видел войны. Я думаю, что этим упрекать не стоит. От войны да от сумы, говорят, не зарекайся. Кто знает, может, моя война еще впереди. Хотя и эта — тоже моя, я родился в войну, и мой отец вернулся с нее калекой… А обижаться не надо. Я не сужу о том, как воевали ваши товарищи и вы. Судя по орденским планкам, воевали вы доблестно. Я сужу о стихах, которые вы написали. А стихи слабые. Очень слабые.