Михаил Чванов

Повесть МОЖЕТ БЫТЬ, КТО-НИБУДЬ ЧТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ?..

Осторожно вошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой в одной руке, с авоськой — в другой.

— Сюда я попала?— робко спросила она,— Метелкина я.

Я торопливо встал навстречу.

— Сюда, сюда, Полина Матвеевна.— Проводил ее к креслу, с которого неловко поднялся Хлыстунов,— Садитесь, пожалуйста!

Метелкина смущенно переводила взгляд с одного на другого:

— Кто из вас будет, который разыскивает сестру?

— Вот он, Полина Матвеевна,— показал я на Хлыстунова.

Метелкина встала и долго трясла ему руку:

— Здравствуй, дорогой! Намучился, бедный. Сам-то не через наш приемник проходил?

— Нет,— все так же пресно ответил Хлыстунов. Меня уже не раз ставила в тупик его манера говорить — одинаково пресная на все случаи,— Я в Оренбург был эвакуирован.

— Да вы садитесь, садитесь,— суетливо говорил я им обоим. Мне было неловко перед Метелкиной. Я боялся, что ее заденет ответ Хлыстунова, но ее, кажется, его тон ничуть не смутил.

— Родственников-то хоть каких нашел?

— Тетку.

— Ну и это хорошо.

— Вот ее дочь я и ищу.

— А! Это ты правильно, сынок. Семья есть?

— Есть. Двое детей. Дочке — шесть, сыну — четыре.— Хлыстунов немного смягчился. На его лице промелькнуло даже нечто вроде улыбки, отчего я сразу почувствовал облегчение.

— А жена-то как, с понятием хоть?

— С понятием. Она тоже детдомовская.

— Тогда конечно… Ты прости, милый, я все тебя расспрашиваю, а ты небось сам от меня услышать что-нибудь хочешь? Ох, вряд ли я тебе помогу… Так ты говоришь, она поступила в наш детский приемник?

— Точно я не знаю,— вздохнул Хлыстунов,— Знаю, что в вашу область поступили детские ясли Орджоникидзеграда, откуда она была эвакуирована. Эту справку я нашел в областном архиве, что эти ясли — 110 человек — были расположены в селе Старый Янгантау Салаватского района. Но номера яслей нет. Скорее всего, их собрали из всех яслей, что были эвакуированы из этого города. Но из Янгантау пока ничего нет. И вот нашел я, что Фролова Лариса этого же года рождения воспитывалась в Илишевском, Нуримановском, а потом Бирском детдомах, а потом следы опять потерялись. А может, это совсем не та Лариса Фролова…

— Что я тебе могу сказать, сынок,— после недолгого молчания сказала Метелкина.— Столько тогда детей прошло через наши руки, что не только кого-нибудь из них, даже из каких городов ясли были, не упомнишь. День и ночь, день и ночь… Да и ведь совсем махонькие были… Документы порастеряны. Помню, пришел состав прямо из-под фронта откуда-то, прямо из-под бомбежки, а документов никаких. А они грязные, завшивели, по годику им еще нет. Что делать? А потом смотрим — на ручонках бумажные бирочки: имена и фамилии, на некоторых адрес. Тогда это было еще в диковинку, а потом и этому были рады. А бирочки замусолились, не прочтешь толком, так некоторые и остались — то без отчества, то без имени. А потом пришел состав, так на них, бедных, и бирочек-то нет. Как сажали в грузовики под обстрелом, химическим карандашом кто-то написал на ручках фамилию, имя, отчество, хороший был человек: документы, мол, документами, а еще для надежности, на всякий случай. И точно, документы пропали, и все сведения только на этих ручонках, фамилия, имя, отчество и все. Откуда, когда родились — неизвестно. Известно только, что откуда-то то ли из-под Орла, то ли из-под Курска.

— Лариса-то как раз была из-под Орла, — встрепенулся Хлыстунов.

— Э,— вздохнула Метелкина,— туда они уже могли быть эвакуированы. Кто тогда думал, что фронт так далеко зайдет. А у некоторых и отчества-то нету — видимо, не успели дописать. А у троих — девчушки да двух парнишек — и вообще ничего нету. Стерлись по дороге.

— Ну и как с ними?— удивился я.

— Сами имя давали,— поправила волосы Полина Матвеевна.— Одному мальчишке мою фамилию записали — Метелкин Иван Тимофеевич. А потом небось человек сорок на меня было записано. Кто из нас дежурит, того и фамилия.

— А почему Иван Тимофеевич?— спросил я.

Полина Метелкина покачала головой, засмеялась:

— А что, разве плохое имя — Иван?

— Нет, — смутился я.

— Это хорошо, что ты человеку взялся помогать. Сам-то не из детдомовских, случаем?

— Нет.

— А родители живы?

— Живы. Отец с фронта инвалидом вернулся.

— Мать-то здорова?

— Да прибаливает.

— Жива, и хорошо,— успокоила она меня.— А Тимофеевич потому, что жениха моего так звали. Тоже без вести пропал. Вот…

Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован.

Top