В дверь постучали.
— Да,— сказал я.
В дверь осторожно протиснулся Хлыстунов:
— Здравствуйте! Вот вы где. А я сидел, сидел в коридоре, говорят, редколлегия кончилась, а вас нет и нет. Забеспокоился уже. Ну как прошла редколлегия?
— Все хорошо. А у вас как дела? — постарался увести я разговор от неприятного для меня русла.
— Да никак,— вздохнул Хлыстунов,— Из Приютова она уехала в неизвестном направлении. В Стерлитамаке ее нет, в Шкапове и Белебее тоже. А может, и там, фамилия-то у нее теперь, если она жива, скорее всего, другая,— безнадежно махнул рукой.
— Ну ладно, я пойду,— отвел глаза Спирин.
— Ладно, до завтра! — сказал я.— Ну и какие дальнейшие планы?— когда Спирин вышел, спросил Хлыстунова.
— Я, наверное, домой поеду. Что-то мне снова стало хуже. Придется, видимо, на время лечь в больницу… Так-то вот,— снова вздохнул он,— ничего не получилось с моим подарком. Буду пока искать опять путем всяких запросов, хотя я в это мало верю. Вы мне поможете, если вдруг вопросы возникнут по вашей области?
— Разумеется,— заверил я.
— А искать нужно все-таки здесь, — убежденно сказал Хлыстунов,— Не она, так кто-то из ее подруг тут остались.
— Всем, чем только смогу, помогу,— еще раз заверил я.— Когда вы собрались уезжать?
— Да, наверное, завтра утром.
— Пригласил бы домой,— сказал я,— да жена болеет.
— Спасибо!— предупредительно заторопился Хлыстунов,— Да я все равно для гостей не очень хорошо себя чувствую. Мне нужно отдохнуть перед дорогой…— Он замялся.— Вы не могли бы мне немного одолжить денег, рублей двадцать. С этими непредвиденными поездками поистратился.
— К сожалению, у меня не густо,— не успел я подумать, как вывалилось у меня.— Зарплата только послезавтра.
— Да ничего, обойдусь, — заторопился Хлыстунов. — Не беспокойтесь. Это я на всякий случай, а так обойдусь.
— На билет-то хоть хватает?— чувствуя себя подлецом, спросил я.
— Хватает. Я езжу всегда в общем, а тут, раз приболел, хотел плацкартный взять. Ничего, доеду в общем.
— Подождите, найдем деньги,— Я был противен сам себе.— У кого-нибудь займу.
— Не беспокойтесь, обойдусь. — Хлыстунов, видимо, был не рад, что затеял этот разговор, он был неприятен ему.
— Нет, нет, деньги будут! — встал я.
— Ну спасибо большое! — искренне обрадовался Хлыстунов,— Я тогда пока схожу в буфет.
Подождав, когда за ним затихли шаги, я замкнул на замок дверь, достал бумажник, пересчитал деньги — набралось двадцать семь рублей. Я швырнул их на стол и задумался. А задуматься было над чем. Я был мерзок себе: хорош гусь, пожалел двадцать рублей! Да, нужно купить продуктов, нужно зайти в аптеку, но все равно — хорош гусь!
Я отомкнул дверь и встал у окна. Странно, в какую погоду ни смотри — над горизонтом, в той стороне, где я родился и где я так давно не был, всегда висела светлая полоска.
Вернулся Хлыстунов.
— Буфетчица куда-то ушла,— объяснил он свой быстрый приход.
— Вот вам деньги,— стараясь не встречаться с его глазами, сказал я.— Двадцать шесть рублей. Хватит?
— Конечно,— радостно сказал Хлыстунов.— Даже лишнего. Огромное вам спасибо! Как только приеду, сразу же пришлю. Да и возьмите половину, мне хватит! А то возьму да загуляю,— неловко пошутил он.
— Нет, нет, берите,— остановил я его.
— Вот уж никогда вас не забуду! — пряча деньги в карман, говорил Хлыстунов.— Вашей доброты! Столько вы для меня сделали!
— За что благодарить-то,— усмехнулся я.— Ничем толком-то я вам и не помог. Счастливой вам дороги! Обязательно напишите! Чем смогу, постараюсь помочь.
— Буду писать,—сказал Хлыстунов,—Найти Ларису — мой долг. Для меня это теперь — дело жизни. Что для меня теперь жизнь — это дети, которых надо успеть хоть немного поднять на ноги. Конечно, поднимут и без меня, теперь другое время, но все-таки. А Ларису я найду. Ее мать и сейчас ничего не знает о моем поиске — чтобы лишний раз не травмировать. Правда, все спрашивает, куда это я все езжу. Говорю, по знахарям, по народным лекарям…
Теперь мне кажется, что Хлыстунов тогда хотел сказать что-то еще, но мой вид, видимо, не располагал к этому. Он как-то виновато попрощался и осторожно прикрыл за собой дверь. А я бесцельно смотрел в стену, потом в окно на дымящую заводскую трубу, на размытый горизонт, надо было идти домой, но там сразу заметят мое состояние, начнутся расспросы, а мне легче от этого не станет.